Июнь 1941 года. Известно, какие события произойдут в истории нашей великой родины в это время, но два пацана, Санька и Василь, об этом ещё не знают. Они с рождения делили один горшок на двоих, так как жили в соседях. Василию тринадцать. Высокий для своих лет, сухопарый. Он чуть хитрей, всё взвесит, прежде чем сделать. Санька напротив, всегда говорит то, о чём думает, сразу, напрямую, в лоб. Младше Василя на год, невысокого роста, крепыш. Сейчас они крадутся по высокой осоке к пруду, где спасаясь от полуденного зноя и намаявшись с утра, купаются работницы плантации.
– Тише, тише, – шептал идущий позади Василь, – ты, как лось сохатый по березняку ломишься, всех зайцев распугал.
– Мы так и до вечера не дойдём, – отвечал раздражённый Санька, – времени нет. Как ты говоришь её имя?
– Катерина. Она к тётке в гости из Минска на лето приехала, сейчас нашим бабам помогает. Активистка, комсомолка, на инженера учится.
– Чего, баба на инженера? – изумился Санька, – инженерица что ли, – хохотнул он.
– Не ори ты, инженерица, заметят – мало не покажется, – Василь, как гусь, вытянул шею и пытался рассмотреть купающихся. – Смотри, вон она из воды выходит.
Санька чуть приподнялся, аккуратно развёл камыши руками и обомлел. Катерина брела по колено в воде, отжимая волосы, уложенные в пучок на затылке, и щурилась от разлетающихся брызг прозрачной, чистой воды, которые переливались радугой в ярком солнечном свете.
– Вот это да! Всё, не усну теперь, наверное.
– Я тебя предупреждал, ошалеешь, – сказал довольный собою Василь, – на почте у Мироныча есть такая в газетных вырезках. Венера называется, точно помню.
– Прям такая? – спросил Санька, не сводя глаз с Катерины.
– Не совсем, но очень похожа. Эта вот посмазливей и погрудастее.
Белая мокрая сорочка плотно облегала тело девушки, подчёркивая все его изгибы. Вдруг Катерина обернулась и удивлённо, чуть испуганно посмотрела прямо в глаза Саньке. Тот от неожиданности застыл как вкопанный и не знал, что делать. Взгляд девушки стал меняться на пристальный, и она улыбнулась.
– Ах, вы стервецы, чего удумали? – разнёсся над прудом противный, пронзительный крик тёти Дуси.
Грузная пожилая женщина быстро приближалась к пацанам, перекатываясь, как утка, и путаясь в траве.
– Атас! – раздался возглас Василя.
Но Санька всё так же стоял не в состоянии отвести глаза. Удар веником из свежей крапивы по голой спине быстро привёл его в чувство. Он обернулся, Василя уже и след простыл. Тётя Дуся снова вознесла к небу свой карающий веник, но виновник торжества уже летел, сверкая пятками, прочь от охающей брани вредной женщины и под заливистый звонкий смех Катерины.
Василь стоял под тремя дубами в ожидании друга и истерично смеялся. Наконец подбежал пострадавший, потирая спину.
– Чего ты ржёшь? Сначала дёру дал, а потом «атас» крикнул.
Василь не унимался и сказал сквозь смех:
– Я же говорил, тише будь, а ты что?
– Что? – возмущённо спросил Санька.
– Дышишь как мерен туберкулёзный, – стал передразнивать друга, выпучив глаза, – Василь, Василь, я не усну, Василь.
Теперь уже они оба смеялись.
– Ладно, – сказал смирившийся Санька, – за такую красоту не грех крапивы получить. Всё, хватит, погнали на ферму, а то всех коней разберут.