Читать Наблюдатель
© Ярослав Двуреков, 2023
И если я ведаю тайны – поэт, чародей,
Властитель вселенной —
тем будет страшнее паденье.
Н. С. Гумилёв
Rothaarige[1] и Амур-переросток
Впереди, возможно, ещё несколько погожих или даже жарких, как сегодня, дней ранней осени. Лето уже позади. Не только невеликие пока числа в календаре, но и лёгкий ветерок, по-прежнему тёплый и ласковый, прячут под напускной легкомысленностью осеннюю грусть. Ход времени и смену сезонов, как и вообще любые перемены, иногда тяжело принять как данность, без сожаления и внутреннего отрицания. Здесь можно поспорить: отношение к переменам – дело вкуса. Кто-то их не любит, предпочитая любое, пусть убогое, но постоянство несущим неопределённость изменениям; кто-то, напротив, не выносит монотонного течения времени и событий. Одни от них уклоняются, другие видят цель своей жизни в изменении окружающего, часто невзирая на результат. Перемены к лучшему – не более чем фигура речи. Меня мой дар, моё проклятье нередко ставит в точку свершения, поворота. В точку принятия решения. В точку Судьбы. Как правило, чужой.
Впрочем, чередование сезонов – не бог весть какая, на самом деле, перемена. Это цикл. Один из множества, проживаемых нами. Круг на карусельной лошадке, часть которого открывает площадь с аттракционами, кассами и принаряженными гражданами, а часть – заброшенный, заросший кривыми клёнами угол городского парка (и ещё забор, за границы которого праздничной субботе не выбраться). В моём случае осень – это кривые и наводящие тоску ветви и ржавая металлическая решётка забора. И она уже нависла серой тенью над городом и его жителями, включая меня. Я слышу и чувствую кожей неотвратимое приближение шаркающей жёлтыми листьями, шмыгающей дождями и сотрясаемой промозглым ознобом старушки-осени. Немного грустно. Бабье лето с наполовину осыпавшимся гримом ещё, вероятно, выйдет на бис перед закрытым занавесом на последний поклон. Но спектакль лета сыгран, всё кончено: артисты и зрители исполняют совместный ритуал, проявляют взаимную вежливость, мысленно спеша за кулисы и в гардероб.
Я медленно перелистнул страницу. Хотя, сказать по правде, я не читаю вовсе. Я наблюдаю. Уже минут пять с того момента, как она неслышно появилась на аллее и расположилась напротив, на одной из множества скамеек городского парка. Я раскрыл взятый в библиотеке словарь, чтобы скрыть за его разворотом себя и свою подлинную миссию. Для чтения книг в парке на лавочке я ещё слишком молод. Я изображаю чтение, время от времени хмуря лоб и вперяясь взглядом в скучнейший словарь, смотрю поверх страниц, испещрённых мелкими буквами на двух языках. Тишина. Где-то за спиной чуть слышно, монотонно шумит город, люди и транспорт – механизмы, приводимые в движение разными энергиями, но общими мотивами. Деревья парка рассеивают низкие звуки, а высоких нот в городском адажио немного.
Я смотрю на девушку с рыжими волосами. Она ест оплывающее, тающее от полуденной жары мороженое, вероятно, купленное здесь же, в одной из доживающих последние дни сезона торговых палаток. Солнечный свет, пробивающийся сквозь гонимые ветром лёгкие белоснежные облака и едва заметно тронутые жёлтым листья, создаёт мерцающий фон, блики на сером асфальте дорожек, замусоренных газонах парка и сосредоточенном лице девушки. Почему я обратил на неё внимание? Она сидит напротив меня, на другом берегу неширокой аллеи, и не может не попасть в фокус моего зрения; она несуразно одета в тонкое светло-синее шёлковое платье с короткими рукавами и толстую, грубой вязки, серую шерстяную кофту. Белые с золотыми полосками кроссовки дополняют образ и создают цветовой акцент её эклектичного наряда. Впрочем, если взглянуть иначе, эта рыженькая очень точно попадает в настроение сегодняшнего дня: голубое лёгкое платье лета, поверх – скучная кофта осени, жаркое солнце в волосах, которое завтра станет огнём осенних листьев. Рассеянное и печальное выражение лица. Она предчувствует приближение ещё не случившегося, но неотвратимого.