⇚ На страницу книги

Читать Смерть прототипа

Шрифт
Интервал

Часть первая

Завтрак проходил, как обычно: Калев мгновенно проглотил свою порцию геркулеса с изюмом, за ней – бутерброд с колбасой, тост с сыром и полпачки творога со сметаной и тертой клубникой, хранимые в холодильнике запасы которой аккуратно возобновлялись в каждом июне, отпил глоточек кофе, еще слишком горячего, чтобы залпом осушить кружку, и встал.

– Пойду за газетой.

И, не дождавшись поощрения, задержавшегося не столь от бессмысленности, сколь от хорошего воспитания – кто же разговаривает с набитым ртом – отправился за оной, а Диана с грустью подумала, что раньше супруг в адекватной ситуации выражался иначе: «Пойду за почтой», имея в виду, прежде всего, письма. Но писем они не получали давно, то есть, получали, но не материальные, а… космические, что ли, раз переправлены через космос… Даже конверты со счетами в почтовом ящике обнаруживались все реже.

Рацион у супругов был одинаков, но темп его уничтожения отличался, и Диана только-только добралась до аппетитного, золотистого тоста, накрытого, увы, безвкусным эстонским сыром нового времени (а раньше были такими сухими, твердыми!), как Калев снова уселся напротив нее.

И все было как всегда: нарядно накрытый стол, темно-синие стеклянные кружки, гармонирующие и с люстрой тех же тонов, и с занавесками, и муж, сейчас, без очков, может, не с таким умным видом, но из-за этого не менее любимый.

Интересных новостей в газете как будто не было, Калев равнодушно перелистывал страницу за страницей, и только когда дошел до предпоследней, остановился.

– Надо же, прототип умер!

– Который из них?

Диана вылизала ложку с остатками клубники, и стала вся внимание: прототипы – это важно, они – часть жизни писателя. Обычно они обижаются, перестают общаться, но иногда, оказывается, и умирают.

– Такого персонажа, как Фердинанд, не помнишь?

– Из «Идеалистов», что ли?

– Да.

Диана задумалась.

– Смутно. Это тот, который поклялся очистить святую эстонскую землю от следов русских сапог, сапожек и туфелек?

– Он самый. В жизни – Роберт Роосте. Нержавейка, как его звали[1].

Диана хихикнула, и сразу устыдилась – человек ведь умер…

– С ним еще случился потом какой-то скандал, не так ли? – вспомнила она.

– Ну да, его избрали в парламент, он продержался почти два срока, и вдруг обнаружилось, что у него, кроме законной жены – эстонки, имеется русская наложница. Последние его два ребенка родились в один и тот же день – но двойняшками они не были.

– И как это всплыло?

– Чуть ли не из моря. Он отправился вместе с русской на…

– Вспомнила! На какой-то греческий остров!

– На Санторин.

– И там напился вдрызг и стал к ней публично приставать.

– Не к ней, а к какой-то англичанке. Или шведке. И даже не к одной, а к двум.

– Англичанкам?

– Или шведкам. Те плавали в бассейне, он тоже нырнул, причем в одежде, и начал их тискать. Правда, те вроде не очень возражали. А вот русской это не понравилось.

– И она, кажется, плеснула ему коктейлем в лицо.

– И кофе. И не только в лицо, но и в другие части обнаженной плоти, костюм ему все-таки мешал, и он исполнил стриптиз в воде. А еще он укусил одну из шведок…

– Или англичанок.

– Нет, кажется, все-таки шведок. В бедро. Ему не повезло, может, и обошлось бы, мало ли, что за привычки у северных варваров, но там оказался финский журналист, тот нащелкал кучу фотографий, и опубликовал улов в родной газете. Дескать, вот как развлекаются эстонские парламентарии… Наши сперва пытались замять дело, как-никак, борец за свободу, пострадал от советской власти, но узнала жена – эстонская жена – и сама выложила всю подноготную желтой прессе.