Москва
Ну и что делать в такой ситуации? Были бы сейчас девяностые, то единственный вариант, если жизнь дорога – бежать в сторону людей и орать. Хотя тогда, понимая это, в машину и не предлагали сесть, обычно неожиданно били сзади по голове и везли дальше в багажнике.
Ладно, сейчас 1971 год, люди явно не планируют пытать меня при помощи утюга и потом в лесу прикопать. Вот, даже не постеснялись на машине подъехать на оживленной улице, когда народу полно и на нас с любопытством глазеют уже. Не боятся, значит, что номер машины, если я пропаду, кто-то может и вспомнить. Сейчас народ калькуляторами и смартфонами не избалован – привык хранить в голове просто-таки огромные массивы информации, в том числе и цифр, так что номер машины и запомнить, и вспомнить через несколько дней, если следователь спросит, вообще без проблем.
Да я и сам, когда в СССР жил, десятки телефонных номеров наизусть помнил безо всяких сложностей. Кстати, я ведь и на курсы мнемотехники позже ходил, и по итогу еще раз в пять улучшил свои способности по запоминанию. Можно будет потихоньку Галию начать обучать этому искусству. Если, конечно, не ошибся и живым из этой машины выйду.
Мужчина в дорогом черном костюме, лет так под шестьдесят, выглядящий как профсоюзный босс из голливудских фильмов про мафию, уже ждал меня внутри на заднем сиденье. Когда я сел в машину, улыбнулся и протянул руку:
– Владимир Лазоревич!
– Павел Ивлев, – машинально пожал руку я.
Дверь закрыли, но машина никуда не поехала. И шофер, и парень, что меня заблокировал на пешеходной дорожке, остались снаружи. Понятно, это формат беседы прямо в машине. Никто не повезет меня в ресторан, или в хорошо отделанный кабинет… Но и в подвал тоже, чтобы пытать, похоже, не повезут. И я сразу воспрял духом.
– Ну, в моем случае Лазоревич это не фамилия, а отчество, – пояснил собеседник, – отца Лазарем звали. Как часто бывает, отчество записали с ошибкой, через «о», а не «а». А фамилия у меня Межуев. Я являюсь членом Комитета партийного контроля при ЦК КПСС.
А вот это очень крутая шишка по местным временам! Немыслимо крутая… Не ровня Сатчану и его комсомольской крыше. Выше уровнем, однозначно… Комитет партийного контроля – это аналог нашего «Комсомольского прожектора», только не у комсомола, а у Коммунистической партии. Комсомол у нас – помощник партии, а партия – рулевой. Нет, меня точно не должны закопать в лесу, тут, скорее, интерес ко мне и моим проявленным талантам в области ревизионной деятельности. Фух, можно немного расслабиться.
– Польщен знакомством, – сказал я, не понимая, как вообще мог оказаться в машине такого важного человека. Что бы там ни было, со мной должен был бы беседовать сейчас максимум его помощник. Или даже помощник помощника, если таковой тоже имеется. Это слишком круто… А почему бы не спросить его прямо?
– Не совсем, правда, понимаю, какими судьбами стала возможна эта встреча…
– Слухами земля полнится, знаете ли, – усмехнулся мой собеседник, – рассказали мне добрые знакомые про молодого самородка, который демонстрирует очень толковый подход во время ревизий Комсомольского прожектора. И о том, что с его появлением эти ревизии перестали быть простой формальностью. Вот и решил лично посмотреть на тебя. Ничего, если я на «ты»?