Это нас не убьет, да, но сделает ли сильней?
Мы сидим в этой тягостной неправильной тишине,
не умея ее разрубить, оборвать, умять.
Ангел наш неудачливый пыжится у руля,
чтоб корабль увести подальше от пасти скал,
но оскаль-
он оскальзы-
оскальзывает…
оскал обнажается страшный на лицах седых камней.
Тишина, что когда-то делала нас родней,
обрывается чем-то похожим на тихий вскрик
в миг, когда наш корабль расходится на куски.
Запрещать себе длить это, забываться,
оставаться, держаться, не отпускать.
Я живу, но как будто наполовину,
выедает до кости меня тоска.
Так, пожалуй, у многих, но все же тошно,
от сравнений нет толку, одна лишь боль.
Мне не верится в это, но слушай правду:
я несчастлива здесь и сейчас с тобой.
Отметать все, как мусор, швырять в корзину,
выгребать, как золу, солнце дней былых,
думать, видя счастливые других лица,
почему я не стала одной из них.
Этой слабости глупой всего мгновенье,
но она, словно ржавчина в мой металл.
Почему я смогла стать тебе той самой?
Почему же тем самым ты мне не стал?
Понимать осторожно все это, трогать,
как вскипевшего чайника жаркий бок —
жалит пальцы. Так больно! Простить сумеешь
до последней из букв подлость этих строк?
Впрочем, ты не заметишь ее, так лучше.
Пусть чудовище спит себе в недрах гор.
Будем дальше жить в сказочке с хэппи-эндом,
как мы, в общем-то, делали до сих пор.
Не читай меня, эти строки
не тебе и не о тебе.
Когда я был твоим Адамом,
ты болела в моем ребре,
ты кровила из-под повязки,
ты просилась вовне, сюда,
только я, испугавшись боли,
расстрелял тебя без суда,
беззащитную и нагую,
с моим именем в плену уст.
Не читай меня. Эти строки —
переломанных ребер хруст.
Хочется паспорт закинуть в сумку,
взять one way ticket (не на луну)
и ускользнуть, убежать, уехать,
только я знаю, что не смогу.
Ну убежала бы, а что толку?
Клетка по-прежнему изнутри.
Я закрываю глаза ладонью
тебе сама, но прошу: «Смотри!»,
я зажимаю твой рот молчаньем,
а после требую дать ответ.
С этим чудовищным одичанием
без твоей ласки неласков свет,
так что, куда бы я ни исчезла,
будет ломать по тебе везде.
Я остаюсь – из двух зол, где меньше —
я остаюсь слишком рядом, здесь,
возле тебя, и, ты знаешь, это
тоже суровый такой урок.
В тесном пространстве моей квартиры
небо врезается в потолок.
Меня ломает, как куколку на шарнирах,
как новогодний шарик, хрупкий до беспредела.
С тех пор как мне досталась искорка в твоем взгляде,
с тех самых пор как мне досталась жаркость твоего тела,
меня ломает. Сколько мне продержаться
отмерил бог? Но бог бы не стал так гадить.
Сначала отчужденность твоих касаний,
а после равнодушие в твоем взгляде.
Ни один календарь не отметил счастливой даты:
я спустился с креста твоей страсти, где был распятым
долгих несколько лет, бессильный, больной, негордый.
В паутине из рук твоих мухой увязшей годы
потерял, на побег не решившийся сразу, не смог позднее.
А потом наступил этот просто один из дней,
я остался один: ни карающего меча, ни
тебя где-то рядом, ни прежней любви печали.
Но свобода такая, что в страхе себя же тонет,
и боятся зажить гвозди помнящие ладони.
Счастливой дороги, любовь, коей больше нет,
пусть ветер удачи тебя подгоняет в спину.