Артем очнулся, когда член изнутри обожгло резкой болью, словно в него засунули раскаленную спицу. Он вскрикнул и распахнул глаза: у его оголенного паха склонилась грузная женщина в белом халате и шапочке. Одной рукой она держала сморщенный пенис Артема, а второй с помощью пинцета проталкивала в головку резиновую трубку, напоминавшую упитанного червя. Судя по одежде и производимым манипуляциям, женщина была медсестрой. Похоже, Артем находился в больнице, но в голове у него звенела оглушающая пустота – он не мог вспомнить, как оказался на койке в палате.
– Очухался, голубчик? – разлепив толстые губы, криво намазанные пунцовой помадой, спросила медсестра. Ее лицо, широкое, какое-то приплюснутое, с дряблой кожей и глазами навыкате, напоминало жабье, даже оттенок у него был тот же – зеленовато-бурый, будто она днями не выползала из затхлого болота.
– Что вы делаете? – выдохнул Артем, удивившись собственному голосу: он прозвучал тонко и безжизненно.
– Не видишь, что ли? – медсестра ухмыльнулась. – Катетер вставляю. Надоело мне простыни за тобой менять.
Артем скривился, ощущая, как толстая трубка распирает член изнутри. Пока медсестра заканчивала манипуляции, Артем огляделся. Он находился в просторной палате, вид которой напоминал декорации к фильму ужасов. Стены с облупленной краской, обнажавшей потемневшую от больничных миазмов штукатурку. Высокий потолок в бурых пятнах протечек по углам. Мигающие люминесцентные лампы, от света которых слезились глаза, а от гула – трещало в голове. В мутное окно с почерневшими от грязи рамами заглядывал сумрак, скрывавший территорию больничного двора. Артем поморщился от запаха хлорки, старой мочи и прокисшей капусты.
Палата была шестиместной, но занятыми оказались только четыре койки. Слева от Артема две кровати пустовали, напротив же расположились три пациента. Медсестра-толстуха, возившаяся с катетером, мешала их рассмотреть, к тому же Артем не мог долго держать голову на вытянутой шее – мышцы затылка сводило от боли, и голова раскалывалась, словно внутри грохотали сотни отбойных молотков. Он прислушался к организму и ощутил тупое жжение в пояснице, будто позвоночник пилили ржавой ножовкой с затупленными зубьями.
Артем откинулся на подушку и попробовал пошевелиться. Руки едва двигались: казалось, мускулы и кости превратились в желе, и каждая попытка их приподнять заканчивалась ощущением невероятной усталости, разливавшейся по всему телу. С ногами дела обстояли хуже: Артем их не чувствовал. Его прошибло потом от ужаса.
– Что со мной? – сипло выдохнул он. – У меня травма? Перелом позвоночника?! Я парализован?!
Мысли в панике мельтешили в голове: один за другим мозг подкидывал диагнозы, о которых Артем когда-то слышал. Медсестра, кинув на него равнодушный взгляд, сухо ответила:
– Тебе нельзя волноваться, голубчик. Нужно соблюдать строгий постельный режим. Это предписание доктора.
Кто-то из соседей по палате фыркнул от смеха. Артем, облизав пересохшие губы, снова спросил:
– Я в реанимации?
– Здесь нет реанимации. – Медсестра поморщилась, поправляя катетер с таким выражением лица, будто вид мужского члена вызывал у нее рвотный рефлекс.
– Где я? – не унимался Артем. – Что это за больница?