Москва. Тушино. Лагерь Лжедимитрия II
– Открывай, ирод!
Всадник в черном плаще несколько раз ударил саблей по кривым доскам ворот. Крытая карета за спиной всадника, натужно скрипя колесами, остановилась.
– Поторапливайся, сучий сын! – продолжил он изливать свою накопившуюся за долгую дорогу злость. – Не видишь, русская царица к мужу своему пожаловала.
Часовой, продрав сонные глаза, устремился к закрытым воротам.
– Царица! – сквозь зубы процедил часовой. – Много вас тут всяких царей да цариц ездит.
Запоры деревянных косых ворот заскрипели, словно сверчки на летнем лугу. Часовой медленно распахнул ворота и, молча склонив голову, что-то невнятно пробурчал.
Всадник в черном плаще услышал слова часового, но предпочел промолчать и не поднимать шум в лагере. Он тихо проехал вовнутрь, вслед за ним, скрипя колесами, проковыляла и черная крытая карета.
– Царица русская, – тихо пробормотал часовой. – Знамо мы, какая она русская царица. Подстилка польская. Самозванка.
Часовой запер обратно ворота и, понурив ощипанную, словно курица, голову, побрел обратно в избу.
В лагере Лжедмитрия II в Тушино вновь воцарилась мертвая тишина.
Марина сошла с кареты.
– Почему меня никто не встречает? – недовольно пробурчала она.
– Так спят все! – пробубнил чубатый казак у самой большой избы.
Хоромы нового царя, несмотря на то что были самыми большими в сельце Тушино, срублены были криво. Крыша была застелена почерневшей кривой сучковатой доской. Крыльцо было грубо сколочено из таких же кривых досок, к тому же скрипящих, как будто и не крыльцо это, а обыкновенный смычок. Над порогом двери висел орленый герб, кем-то небрежно вырезанный на обыкновенной сучковатой доске.
Мнишек подняла голову вверх. Небо над лагерем в Тушино в эту ночь было таким бездонным и черным, что Марине казалось, эти маленькие сверкающие огоньки звезд заглядывают ей в само сердце и душу.
Что она обрела здесь, в чужой и варварской стране, покинув отчий дом в Сандомирском воеводстве?
Первый муж, царь Дмитрий, был бесславно умерщвлен и растерзан толпой московитов прямо на площади у дворца. Вместе с ним рухнули и все ее надежды на счастливую безбедную жизнь русской царицы.
Со вторым Дмитрием была полная неизвестность. Гетман Ян Сапега задумал с ее помощью узаконить власть второго самозванца Димитрия. Только пойдет ли за ним народ, или же расправится, как и с первым Димитрием.
Ничего, может, хоть с этим самозванцем Бог будет милостив к ней.
– Где государь? – сухо бросила она казаку, откидывая капюшон плаща.
– Туточки он, – буркнул в ответ казак. – Почивать изволит.
– А вы, стало быть, царица наша Марина Юрьевна? – брякнул казак, отвешивая поклон.
Марина презрительно посмотрела на казака.
– Стало быть! – процедила она.
Мнишек открыла дверь. В горнице царил полумрак. На большом деревянном столе виднелись следы вчерашней попойки. Стаканы и тарелки были скиданы в одну кучу, на полу валялись пустые бутылки.
Даже некоторые образа были перевернуты и раскиданы по избе.
Царская постель – огромная деревянная кровать – была вся взбита и перевернута. Царя Дмитрия в постели не было.
Марина тяжело выдохнула и перекрестилась. Знакомство с новым мужем начиналось совсем не так, как она представляла. Она прекрасно осознавала, что все эти новые цари по факту оказывались обычной пьянью.