Читать Странный наследник Пушкина. Рассказы

– Париж, конечно, стоит одной мессы, – согласился Дуранд и решительно вышел из раздевалки. Я пошел за ним и мы оказались в полутемном коридоре, в конце которого под слабым светом какой-то лампочки стоял один пожилой человек. Мы были в зеленных и слишком широких халатах, и друг над другом насмеялись из-за смешного вида, принятого нами с такой одеждой, когда сухой голос мужчины вернул нас к реальности и мы сразу поняли, что осталось очень мало секунд для начала жуткой миссии, которая заставила нас посетить такое мрачное место.

– Первый труп никогда не забывается, – объявил мужчина, задерживаясь перед одной из двух глыб, которые лежали на кушетках, преграждавших нам ход, и вдруг внутри у меня возник тот самый страх, испытаемый мной несколько дней назад, когда Дидиер пытался убедить меня о том, что только в одном морге возможно заработать быстро много денег.

– Мне ужасно побывать в больницах, – признался я со всей искренностью, но мой панамский приятель, продолжая свое подавляющее обьяснение, настойчиво повторял одну и ту же мысль: для нас негде получить быстрее хорошую сумму денег, чем в морге.

С таким же убеждением Дуранд и я направились в одну клинику, где мы представились как два иностранные студента медицины, желающие приобрести навык по рассечению трупов.

– Начнем работу, ребята, – сказал мужчина в то же время как с ловким движением обеих рук снял грязную простиню, с которой было покрыто то, что для нас должно быть незабываемым трупом.

Я, почему-то, был готов увидеть сухощавое тельце какой-то старухи с шеей сломанной ударом топора или что-нибуть еще ужаснее, как гнилое лицо одного алкоголика, умерщего от смертного тоха проказы. Однако, к моему удивлению, перед моими глазами появилась одна молодая женщина более походящая на спящую красавицу какого-то детского рассказа, чем на покойницу.

«Она жива», – подумал я с твердым подозрением, что такая сцена была придумана каким- нибудь шутником, который тихо ждал, чтобы засмеяться качающимися челюстями, миг когда женщина откроет свои веки и с ее воскресщими глазами посмотрит прямо в зрачки моего друга, кого наверно волновало такое же сомнение волнующее меня, и кто стоял у кушеток как бы не веря еще, что он перед одним трупом.

«Нет, она не мертвая», – сказал я самому себе, и перечислил три доказательства с целью оправдать мое неверие. Первым было полное отсутствие какого-то следа насилия в теле женщины, какой-то раны, при видении которой лучше понимать нелогическое поступление в морг такого тела. Другим было цвет ее лица, слишком белый для любого человеческого существа, ведь, в сущности, это как бы ненормальная белизна придавала ей вид фарфоровой кукли, при котором правдивость сцены очень ослабилась. И последним стало, просто-напросто, мое отрицание, мое несогласие с идеей, что жизнь была способна допустить такое недопустимое дело, такой позор, как преждевременно покинуть столь восхитительное тело.

– Никогда не чувствуете боязнь перед телом голой женщины, – посоветовал нас пожилой человек, и дальше, с новым движением своих рук, велел нам перевести труп к металлическому столу, находившемуся в центре палаты. И даже тогда, когда мои пальцы тронули женщину и узнали стянутость ее кожи, я не смел признать ее смерть. Мне было трудно понимать, что этот чуть не совершенный женский овал лица, и эти круглые и увлекательные груди, и этот захватывающий контраст между чернотой лобка женщины и белизной своих широких бедер, что все это пересталось существовать, что все это было как спектакль некоторых звезв вымерших тысячи лет назад, хотя и еше были способны ослепить наивных наблюдателей тверди с их мимолетними вспышками.