Баю-бай, засыпай,
не придёт к тебе Бабай,
не придёт к тебе Лешак,
ведь всё у нечисти не так:
не ведут государеву службу,
хороводы не водят дружно.
Прилетела ворона в зимний лес, уселась на раскидистой ветке старой ели, каркнула три раза и говорит:
– А ведь, товарищи, скоро Новый год! Надо бы это дело как-то отметить. Кар-кар-кар! – каркнула она ещё раз на всякий случай.
Ничего не ответил вороне зимний лес. Не на ту полянку, видимо, чёрная присела. Тут пусто, нет никого. Подумала ворона, подумала, взлетела и перепорхнула на соседнюю полянку. Уселась на ветку точно такой же старой ели, каркнула три раза и говорит:
– Товарищи… Товарищи, а ведь Новый год скоро! Надо бы это дело как-то отметить. Кар-кар-кар! – снова каркнула «певчая» птица в конце своей многозначительной речи.
И опять не ответил пернатой ораторше зимний лес. Лишь застарелый снег упал с той самой ветки, на которой сидела ворона – ух! хлоп! – и тишина, звенящая тишина такая, у тёмной пташки аж ушки от эдакой тишины заложило.
Но ворона птица умная, древняя, триста лет на белом свете живёт, везде летала, всё видала, и про причину звенящей тишины тоже кое-какие сведения имеет.
«Значит, нет никого вокруг», – подумала пожилая умница и скосила левый глаз вниз, а затем скосила правый. Оглядела снежный наст под собой. И вправду, нет никого! Даже следов на снегу нет: ни старых, ни новых, ни птичьих, ни звериных, ни человеческих.
– И перед кем это я распинаюсь! – возмутилась ворона, осела, нахохлилась и вошла в продолжительный ступор.
Однако, через полчаса черноокая красавица выспалась, сморгнула сонную плёнку с глаз, встряхнулась, размяла лапки, оттолкнулась от седой ветки и полетела искать в родном лесу свободные уши.
Долго ли, коротко ли летал по тайге наш глашатай… Но наткнулась в конце концов ворона на белку-свиристелку, бегающую от дерева к дереву по своим, беличьим делам. Прыг белка на дерево, а ворона уже там:
– Ну здравствуй, мой дружочек-мелкий-прыткий-колобочек! – поприветствовала её птица.
Белка даже опешила, так её ещё никто не называл. Но ворона, выпятив тёмным пятном гладкую круглую грудь прямо на белку, с независимым видом продолжила:
– А собери-ка мне, дружочек, прямо на это поляне зверей, да побольше, да побыстрее!
– А зачем тебе? – удивилась белка.
Распушила ворона чёрный хвост, мотнула головой и «завела свою пластинку»:
– Товарищи! … Нет, не так… Товарка! Новый год ведь скоро! Надо бы это дело как-то отметить. Кар-кар-кар! Всем вместе: всем нам лесным братьям и сёстрам. Понимаешь?
– Не…е...ет, – вытаращила глаза белка.
– Впрочем, тебе и не надо всё понимать до того, как тебе это всё не объяснят, – медленно проговорила мудрая птица, моргнув обоими глазами одновременно. – Так вот, объясняю… Праздник скоро. И ни православный, и ни католический, а светский, ежегодный, периодический.
Белка от понимания своего непонимания, а так же от понимания своей беспросветной безграмотности, вжалась в ветку, на которой сидела и тихо промямлила:
– Ну, я п…п...пойду, п…п...позову всех?
– Поди, поди… Да поди уже