Сначала он услышал скрип, и непонятно было, что может так скрипеть. Попытался открыть глаза, и сразу зажмурился: так больно стало от яркого сета. Он ощущал себя на чем-то твердом, и это «что-то» двигалось вперед. Медленно, но двигалось. Пытался пошевелиться, но ноги отказывались двигаться, и вообще казалось, что голова зажата тисками. Так ему казалось.
Наконец остановились. Послышался звук – будто засов открыли. А потом снова вперед, и вот уже забор – довольно высокий.
Он пытался понять, где находится… и даже веко дернулось, когда вспомнил свое имя, таким родным оно показалось, как будто спасение к нему пришло.
«Александр Олегович, подпишите…» – он вспомнил голос своей секретарши, и ему показалось, что сейчас проснется и наступит новый рабочий день.
Но открыв глаза, увидел все тот же ослепительный снег. Он даже засомневался: бывает ли на самом деле, такой снег или ему привиделось. Кажется, они остановились у какого-то строения, он пытался разглядеть, кто там открывает дверь.
Потом ему помогают взобраться на крыльцо, хотя голова кружится и снова начинает тошнить. Боковым зрением замечает что-то светлое на человеке, который рядом (он пытался себя уверить, что это человек). И эта фигура, запорошенная снегом, похожа на снеговика. Он видит что-то вроде тулупа, какая-то бесформенная фигура шевелится, открывает двери.
Потом помогают взобраться на крыльцо, почти волокут, он пытается что-то сказать, но вырывается лишь мычание, какие-то бессвязные звуки.
Наконец его вновь уложили, но теперь уже над ним потолок, и он различает, хоть и смутно, бревенчатые стены, небольшое окно, через которое врывается та же белизна, тот же самый снег, на который больно смотреть.
Поворачивается, желая рассмотреть, кто же это – в белом тулупе, похожий на снеговика. Тулуп перехвачен то ли ремнем, то ли поясом, и от того ощущение чего-то крупного, втащившего его – Александра Зубарева – сюда, в избушку.
Он вздрогнул, пошевелил рукой, обрадовавшись, что помнит свою фамилию. И еще вспомнил, что накануне они уехали на турбазу, хорошо помнит, что Валерик, его помощник, все организовал, вспомнил, что по дороге пили. А потом ему стало плохо… и больше ничего не помнит.
Тот, кто втащил его сюда, вышел, оставив одного, и ничего не оставалось, как только глядеть в потолок, или разглядывать цветок на подоконнике, который попал в поле его зрения.
Дверь снова открылась, и Зубарев захотел разглядеть, кто же это, похожий на снеговика. Охапка дров с шумом упала рядом с печкой. «Снеговик» повернулся и Зубарев замер… – Да это баба… снежная баба, – прошептал он, потому что голоса не было, он куда-то пропал.
Она сняла свой огромный, несуразный тулуп, прежде развязав скрученный пояс, потом медленно стащила светлую шаль, в которую была закутана по самые брови. Зубареву она показалась высокой и довольно крупной.
Он не привык к таким женщинам… он вообще не привык к женщинам, его окружали девушки, по крайней мере, они так выглядели. Легкие, длинноногие, с маникюром, с длинными ресницами, с тонкой талией… а тут… он даже пытался ущипнуть себя: неужели он на турбазе, тогда где все остальные…
– Ну, что, очнулся? – Она подошла к нему, и он ощутил ее дыхание, как будто она запыхалась. – Тяжелый, однако, пока довезла тебя, упарилась…