Читать Советский пломбир
Всю жизнь Любовь Петровна просидела в холодильнике. Разумеется, это был не простой домашний холодильник, она бы туда со своими кубанскими габаритами и не влезла, это был промышленный холодильник-склад. Лежали в этом холодильнике три тонны пломбира, и холодильник тот был на хозяйстве у комбината мороженого «Кубань-холод».
Любовь Петровна работала в холодильнике лет двадцать, из-за этого по ночам ей снился пломбир. Закрывала она глаза и видела конвейерную ленту, а на ней стаканчики, стаканчики, стаканчики бегут, и брикеты, брикеты, брикеты с вафлями обливаются глазурью. И так почти каждую ночь.
Иногда Любовь Петровна вскакивала с кровати и шлепала на кухню к банке помидоров. Дюже сладкие были сны, хотелось перебить солененьким. Но от мороженца ее не воротило, дома она его не ела, а на работе нет-нет возьмет и слопает какую-нибудь некондицию.
В этом холодильнике всегда было минус восемнадцать, заходить туда полагалось в ватной фуфайке и в теплых сапогах. Но это если надолго. А если на минутку-две, Любовь Петровна не одевалась. Прошмыгнет в одном халате, глянет, что там у нее на остаточках – и назад в каптерку. Ни разу не простудилась. Здоровьице у нее было крепкое, кубанское. И даже Славик-грузчик, хлопец молодой и шустрый, ей частенько говорил:
– Шо вы мне ноете за свое сердце? Вас, Любовь Петровна, об дорогу не разобьешь.
– Ой, Славик, и не поверишь, – она любила покряхтеть. – В субботу чуть инфаркт не случился. Поехали мы на море с палатками…
– В ваши годы? С палатками! Когда вы уже прекратите свою экономию?
Она рассматривала в зеркало свежую химическую завивку и немножко приглаживала на макушке.
– Да… Жарковато было, жарковато… Вот меня и прихватило.
– Шашлыки то жарили? – по-кошачьему улыбался Славик.
–Жарили.
– Обожрались опять, наверно?
– Два шампурика… Грамм по триста… – Любовь Петровна виновато опускала глаза. – С пирожками.
– И водочки…
– Ой, было, было…
– Пивком не шлифовали?
– Немножко, – она засмущалась. – Один стаканчик.
– И от жары вам стало плохо.
– Ой, плохо! Мой аж скорую вызывать собрался. «Люба, не умирай! Люба, я за руль не сяду, дотерпи до хаты».
– Жара, все жара… – посмеивался Славик. – Сорок два сегодня обещали.
Так оно и было в тот страшный день. В холодильнике -18 – на улице +42.
В самый разгар горячего кубанского лета Любовь Петровна катилась по раскаленному асфальту колобком, подтягивая шлепанцы, чтоб не соскочили. Подошвы клеились к расплавленной смоле, и за Любовь Петровной оставались четкие следы тяжелых ножек: круглый нос и каблучок, круглый нос и каблучок…
На комбинате мороженого был обеденный перерыв. Все попрятались: кто в столовую, кто в каптерки. Девчонки из цеха жарили вафельные стаканчики на сливочном масле, а Любовь Петровна бежала в холодильник, укрываясь от пекла пачкой накладных.
Она вошла за тяжелую железную дверь без всякого ватника и там, в холоде и полумраке, достала из кармана… Ох! Что она достала… Любовь Петровна достала из кармана детские резиновые прыгалки. Да, обычную скакалку она вытащила и – гоп, гоп, гоп! – запрыгала через веревочку.
Уже целый месяц она прыгала на скакалке во время обеденного перерыва. Прыгала и не обедала. И, более того, не ужинала. Только завтракала ячменным зернышком и брала с собой на перекус пару яблок. И никто об этом не знал, только Славик-грузчик. Он ее и приучил к большому спорту.