Чучи за всю войну не получила ни одного письма от своего любимого Лавруши. Замуж она вышла поздно, в восемнадцать лет. Всех ее сестер и подруг выкрали в шестнадцать, а кого и в четырнадцать лет. К этому возрасту многие сверстницы обзавелись ни одним ребенком. Чучи всегда была маленькой и худенькой, последняя в семье, отец ее любил и строго настрого приказал всем женихам, которые вились вокруг: "Дочь насильно замуж не отдам, а кто приблизиться – не посмотрю ни на что, клянусь, застрелю". Зная крутой нрав отца Автандила, все понимали, что это не пустые слова. И постепенно про Чучи забыли, к тому же, как смеялись ухажеры, не очень-то и хотелось. Девушка сок не набирает, того и гляди зачахнет нераспустившимся бутоном. Кругом спелые персики, протяни руку, сама упадет к ногам.
А у этой еще и нрав своевольный, капризный. В доме родителей ей жилось вольготно. Мать с отцом родили ее, когда обоим было под пятьдесят. Последыш, так ее называли в деревне, наверное, останется "без замужем". Что, кстати, в Мегрелии часто. Упустит девушка шанс в пору яркого цветения – пиши пропало. На пятки наступает новое поколение молоденьких красавиц. На Чучи уже не смотрели, шутка ли – девушка-засиделка. Старейшины качали головами: все крутой нрав отца!
– Бабушка, а когда ты была маленькая, диди чкони уже был? – спрашивал маленький Лаврентий прабабушку Чучи.
Это он про старый дуб, который считался охранным деревом их селения. Диди чкони переводится с мегрельского как большой дуб, в честь него назвали и само селение.
– А как же?! Диди чкони был даже тогда, когда родился мой отец. Вот и считай. Мне через неделю сто пять стукнет. А нашему великану, говорят, лет триста будет.
Они подошли к огромному дереву, которое, казалось, на своих корнях держит все селение, разросшееся вокруг мистического дуба. Сейчас он был в восемь обхватов шириной, и казалось кроной дотягивался до самого неба. Тучи в Мегреллии низкие, бывало, смотрят люди, а облако застряло в ветвях старого дерева, и ни туда ни сюда. Уже небо прояснилось, а облачко почивает себе, никуда не хочет двигаться. Так висит с неделю, а потом растворяется.
Чучи шла с семилетним правнуком Лаврентием за руку. Она в последние два года совершенно ослепла. Родила пятерых детей, и к ее сто пятилетнему юбилею внуков и правнуков уже было не счесть. Маленький Лаврентий больше всего тянулся к Чучи. Он стал ее глазами, руками. Она же ему рассказывала много историй из старины, учила лечебным травам. Это был сын ее внучки Назо, рожденной от последнего и единственного сына Мамуки. Внучка уехала работать в Германию, а ребенка оставила пока в родном Диди Чкони.
– Бабушка Чучи, а расскажи, как ты влюбилась в своего мужа?
– Давай, милый, присядем под нашим дубом. Прежде достанем и поломаем нашу лепешку, помакаем ее в мацони. Глядишь, что и припомню. Давно все это было, так давно, что жуть берет. Только рядом с диди чкони я чувствую себя снова молоденькой девочкой, и рядом с ним силы черпаю.
Так и сделали. Солнце поднялось в зенит, они шли проведать свою корову, которая брела в жаркий полдень на водопой к чистой горной речке Техури. Маленький Лаврентий купался, корова тоже резвилась, а Чучи ждала их, грея кости на солнышке.