Читать Не промахнись, снайпер!

К сожалению, я промахивался, и не раз. Но чаще укладывал пули в цель. Иначе бы не пережил ту страшную войну. Никогда не думал, что мне придется воевать в качестве снайпера.

В нашей семье ни охотников, ни военных не было. Жили мы в городе Сызрани на Волге: мама, отец, двое братьев и две сестры. Отец работал инструментальщиком в депо, мама была домохозяйкой. Я, Федор Николаевич Егоров, родился 11 мая 1923 года и был вторым ребенком в семье. Жили мы в небольшом старом доме, построенном еще дедом.

Отец имел довольно редкую специальность – инструментальщик. Он работал на токарном, фрезерном и шлифовальном станках, изготовлял и ремонтировал разные инструменты, считался ценным специалистом. Я собирался пойти по его стопам, но родители хотели, чтобы я закончил десять классов. Не получилось. Отец, трудившийся два десятка лет в старом задымленном депо, заработал болезнь легких. После очередного обострения получил инвалидность, а я, закончив восьмой класс, как старший мужичок в семье, пошел в депо учеником токаря – в семье стало очень туго с деньгами.

Отработал два года, уже получил третий разряд. Отец после лечения снова вернулся на свое место и настоял, чтобы я поступил в техникум. Окончил первый курс, и тут началась война. Я имел броню, фронт нуждался в квалифицированных железнодорожниках. Однако в феврале сорок второго года меня призвали в армию. Понесшая большие потери, Красная Армия усиленно пополнялась. Я ожидал, что попаду в железнодорожные войска, но обстановка складывалась такая, что сильно не разбирались. Попал в пехоту.

Конечно, он не был первым за два месяца моего пребывания на фронте и семь недель ускоренной подготовки в учебном полку под городом Ельцом. Я участвовал в боях на Северском Донце, отступая со своим 1311-м пехотным полком от Харькова. Вместе с другими частями мы пытались остановить врага в холмистой голой степи, где не за что уцепиться.

Но танковые соединения армейской группы Клейста и 6-й армии Паулюса снова вбивали клинья, окружая наши корпуса и дивизии. Остатки 1311-го полка пробивались из окружения, а наш третий батальон, усиленный артиллерией, прикрывал отход полка, отягощенного большим количеством раненых.

После двухдневных боев батальон потерял всю артиллерию, две трети личного состава и, уходя из-под ударов немецких механизированных частей, группами, без отдыха, шел на восток. Нам нечем было обороняться, да и людей осталось всего ничего. Еще вечером наша рота насчитывала двадцать с лишним человек. За ночь бесследно исчезли четверо. Под утро, когда начало светать, мы, ускорив шаг, почти бежали, в поисках хоть какого-то укрытия, где могли затаиться и переждать бесконечно долгий июньский день.

В здешних краях мало лесов, а за очередным холмом, который мы перевалили, расстилалась все та же степь. Еще зеленая, но кое-где начавшая желтеть под горячим южным солнцем. Впереди в низине извивалась узкая речушка, окаймленная ивняком и одинокими ветлами. Вдоль речки виднелось с десяток полуразрушенных глиняных домов – остатки хутора.

На этом кладбище человеческого жилья можно было спрятаться среди обгорелых развалин и кустов. Но бойцы поопытнее понимали, что немецкие части второго эшелона не пропустят хутор и прочешут его, как гребенкой, в поисках выходящих из окружения красноармейцев. Группой командовал старший лейтенант Чистяков, наш ротный, единственный из командиров, кто остался в живых. Сержант Петр Кращенко исполнял обязанности его заместителя, а старшина Горбуль так и оставался старшиной, заведующим хозяйством роты. Впрочем, ни роты, ни хозяйства уже не было. Так, ощипанный, смертельно уставший взвод или полтора отделения. Называй как хочешь.