⇚ На страницу книги

Читать 00. Запиши телефон. Книга стихов

Шрифт

Интервал

Фотограф Валерий Верхоглядов

ISBN 978-5-0062-0057-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. ВРЕМЕНА ГОДА

«Я думал, не пойму вовек природу…»

Я думал, не пойму вовек природу,

но раннею весной, не помню дату,

увидел, как несёт в себе свободу

ручей по галечному перекату.

Я впитывал картину с восхищеньем:

живые краски, замысел и звуки.

Чтоб сопричастным быть, играл с теченьем,

пока совсем не онемели руки.

Всё спаяно гармонией и свято:

весна, слепящий диск на небосклоне,

вода на круглых зубьях переката

и я, дыханьем греющий ладони.

1994

«Заблестела трава росою…»

Заблестела трава росою,

запрохладел утренний воздух,

и луна над речной косою

в свою косу вплетает звёзды.

Сосны высятся великанами,

в их кольчугах играют блики —

неизменно они веками

здесь стояли ратью великой.

Растворяюсь в сиянии утра,

лёгкой тенью скольжу меж сосен

и себя ощущаю мудрым,

заслужившим последнюю осень.

К облакам взмывая, снижаюсь,

чтоб озёрной воды напиться.

В каждом озере отражаюсь

странною, но не страшной птицей.

1985

«Берёза, а рядом ольха…»

Берёза, а рядом ольха,

отмытые ливнем до блеска

от пыли и праха. Тиха

над ними глубокая синь.

И это приятно для глаз —

в них жизнь обозначена веско,

но мне не хватает сейчас

тревожной печали осин.

Я чувствую мир и живу,

наверно, на противоходе,

поскольку, смотря в синеву,

я грежу обычно о том,

чего не случится со мной,

чего не бывает в природе,

а синь шелестит тишиной,

запнувшись на слове пустом.

Смыкаются все времена,

смыкаются с памятью грёзы,

с блаженством – слепая вина,

и всё – в этот миг и во мне.

И вот уж не тот окоём,

и нету ольхи и березы.

Запнувшись на слове своём,

теряюсь и я в тишине.

1996

«Люблю я море в разную погоду…»

Люблю я море в разную погоду.

И в шторм, когда огромные валы

взбешённых волн несут седую воду

в объятия какой-нибудь скалы.

И в штиль с его безмолвием глубоким,

когда не то что волн, и ряби нет,

а солнце притворяется жестоким

и чертит на воде слепящий след.

Но более всего люблю обычным —

с едва заметной ласковой волной,

когда шуршаньем галечным о личном,

о чём-то личном говорит со мной.

1995

«Солнце почти не заходит. Ночи…»

Солнце почти не заходит. Ночи

белыми названы верно. Я

в свете их вижу, как время точит

сладкую внутренность бытия.

Белые ночи – среда, в которой

не успевают рождаться сны,

так и дрейфуя по миру спорами, —

вроде бы есть, но нам не видны.

Белые ночи меня изводят,

развоплотив рассвет и закат,

белые ночи в каком-то роде

шизофренический видеоряд.

Кто-то за левым плечом бормочет:

«Ляг. Успокойся. Покайся. Усни.

Скоро закончатся белые ночи.

Скоро начнутся черные дни».

1994

У ОНЕЖСКОГО ОЗЕРА

На покрывале осени ранней

мы разложили нехитрую снедь,

чтобы стакана двенадцать граней

поочередно руками согреть.

Выпили молча, забыв про закуску,

вдруг ощутив себя с миром в ладу,

ибо нам осень к покою в нагрузку

чуть приоткрыла свою красоту.

Что там людские немолчные трели

о бытовухе, болезнях, долгах,

если в Онего мы вдруг усмотрели

древнего бога, о братьях-богах

нам нашептавшего. Если в осенней