Читать Блуждающий костер

Туристы шли по лыжне вплотную друг к другу. Каждый едва не наступал на лыжи переднего – но не потому, что так уж сильно торопился. Пока не дошла его очередь первому тропить глубокий снег, каждый хотел насладиться легкостью скольжения по накатанной колее. Последний напирал на предпоследнего, предпоследний – на третьего с конца и так далее, пока вся колонна не упиралась в первого. А тот упирался в бесконечную снежную целину, которую еще предстояло превратить в гладкую лыжню. И предстояло ни кому-нибудь, а именно ему, первому. Один за другим тропильщики сменялись. Раскрасневшись, тяжело дыша, они отходили в сторону, предвкушая заслуженный отдых и пропуская вперед группу с новым первым во главе – тем, кто еще минуту назад был вторым. Легкомысленная надежда, утешавшая его еще секунду назад («а может, еще не прямо сейчас?») за эту секунду успевала смениться суровой обреченностью. За первым тянулся третий – теперь уже второй, потом четвертый, который стал третьим, и далее по порядку. Все они до поры до времени старались не думать о грядущем – о неподъемных пластах белого снега, которые вскоре придется выворачивать лыжами, как плугом. Каждый пытался представить себе, что его очередь тропить никогда не настанет («а вдруг?»). Но она наставала. Рано или поздно последний рюкзак спереди, отделявший очередника от непаханого снега, сходил в сторону, и он оставался один на один со своей судьбой. Володя, руководитель похода, хрипло кричал из-за спин «Смена!». Это означало конец страданий для одного и начало – для другого. После этого возгласа представительницы женской части группы сходили с тропы немедленно, мысленно благодаря доброго и чуткого Володю; мужская же часть, которой по долгу чести полагалось бороться до конца, делала еще несколько десятков вымученных шагов. Впрочем, они давались легче, чем вначале, потому что страдалец знал: финал близок. Количество этих бонусных шагов, по негласной традиции, определял ближайший сменщик. Именно он должен был, решив, что товарищ достойно выступил, негромко сказать сзади: «Данил… Ты ладно уже, хва…» Тогда Данил получал право на окончательное освобождение. И он не просто отходил в сторону, а гордо валился набок в снег, как загнанная лошадь, испуская в морозный воздух пар от своего разгоряченного тела. Проходящая мимо вереница товарищей награждала героя уважительными взглядами. Силы, которые нужно было потратить на последующее вылезание из снега, не имели значения перед возможностью хотя бы минутку полежать без движения, и никто из «лосей» – молодых парней, обуреваемых здоровым спортивным тщеславием – не собирался себе в этом отказывать. Володя смотрел на мужские игры сквозь пальцы. Он делал вид, что не заметил задержки со сменой – если, конечно, это не начинало отражаться на качестве хода. Тогда он строго прикрикивал сзади: «Харэ самоутверждаться – скорость падает», и тогда смена происходила мгновенно. А группа проходила уже не мимо не отдыхающего триумфатора (как было бы, имей он чувство меры), а пристыженного неудачника. Все его предыдущие заслуги в тропежке сразу обнулялись (во всяком случае, в его представлении). Он вставал позади команды с мрачным видом, и всю передышку до следующего сольного выхода нервничал, толкая лыжи соседа; ему хотелось поскорее взять реванш за ошибку.