Пéтрович насухо вытер «слоника». Касабланка, сейчас мы поставим тебя на подоконник, откроем окно, набьём грузный «петерсон», сходим на кухню за холодным «эдельвейсом», придвинем кресло к окну и будем с тобой наблюдать за цветением «Утреннего тумана».1
Тетя уходила неспеша. Пéтрович нанял сиделку, и та поселилась в дядиной половине, пустовавшей уже более четверти века. Но когда он разобрался с делами и решил-таки переехать в богемный квартал, то сиделке пришлось освободить для него место.
Дядина половина состояла из двух комнат, маленькой уютной спальни и кабинета. Вся мебель, и в спальне, и в кабинете, была сделана после войны на заказ. Пéтровичу не составило труда разместить свой нехитрый гардероб в просторном шифоньере, встроенным вдоль стенки вслед за баром, книжными полками и секретером.
Теперь сиделка навещала их два раза в день, утром и вечером. Гигиена, лекарства, бульоны. В субботу она приходила пораньше, чтобы успеть убраться в доме и приготовить на несколько дней какое-нибудь серьезное блюдо. Пéтрович активно участвовал и в уборке, и в готовке, поэтому уже через пару месяцев он осуществил тетину мечту сделать из него кулинара и попотчевал ее хлебцами, смоченными в соусе карбонада по-фламандски собственного изготовления.
Незадолго до своего ухода тетя поделилась с ним другой, совсем наивной мечтой: «Ты знаешь, как я люблю свои розы. И как я люблю кино и театр. Однажды наш еженедельник, там, где я веду колонку, рассказал об английском селекционере, влюбленном в Шекспира. Оказалось, что у нас, здесь, в городском парке, есть его роза. Знаешь, как она называется? «Отелло».
Я не смогла сдержать своего восхищения и отправила ему письмо. Он поблагодарил меня и подписал на свой каталог. И вот, в последнем выпуске, он рассказал о своем новом открытии. Посмотри, ты найдешь его на моем журнальном столике. Новый сорт. Называется «Утренний туман». Что-то необыкновенное. Будь добр, посади его у крыльца. Когда я буду тебя навещать, мне будет где остановиться.»
Поэтому сейчас Пéтрович потягивал грузный, с чашкой почти вдвое больше стандартного размера, «петерсон» и любовался необыкновенными весенними красками английской розы. Как меня однажды назвала Любляна? Хорошим огневедом? Оказывается, я могу быть и неплохим розоведом.
Как Пéтрович и предполагал, после тех достопримечательных событий ему пришлось расстаться с Любляной. Она с Владом настойчиво просили его и Шнайдера быть посаженными отцами. Но доктора права и учета в один голос сказали «извините, мы даже не сможем толком выпить за центральным столом». Но им не удалось выпить даже на дальнем конце стола, поскольку молодые, а за ними и бесчисленные гости, постоянно их тормошили.
Шнайдер вышел на пенсию накануне выписки Любляны из роддома. Вот тогда-то им с Пéтровичем и удалось выпить по-настоящему. К ним присоединилась и Кристина, поскольку Любляна попросила ее стать крестной матерью новорожденной. Оказалось, что отец Влада прошел свой жизненный путь в замке Мирабель, от уборщика до смотрителя. Поэтому неудивительно, что мирабель стала их семейным напитком, который по такому случаю был доставлен на квартиру молодых родителей в изрядном количестве.