1 глава
За неделю до празднования Нового года в детском доме началась череда встреч воспитанников со спонсорами и волонтерами.
Детей выстроили в ряды. Первые – малыши, за ними – ребята постарше.
– Линеечка ровная, никто не нарушает ряд. Иванова, подтяни бант. Кречетов, хватит кривляться, – то и дело отпускала замечания старший воспитатель детского дома Нателла Робертовна. – Ждем спонсоров. Ведем себя прилично.
Толчок в спину – первоклассника Сашу выталкивают за границы той ровной линеечки, которую определила Нателла.
– Ремезов, Александр! – слышится яростный крик «старшей», а затем, ее строгий, с прищуром взгляд «вгрызается» в каждого. – Кому еще не понятно?!
– Нателла Робертовна, я исправлюсь, – робко сказал семилетний мальчик, с трудом выговаривая имя и отчество воспитательницы и не указывая на того, кто его толкнул.
Закон детдомовцев – не «сдавать», не «стучать», не жаловаться – иначе и без того нелегкая жизнь в интернатской среде будет невыносимой.
Все затихают, боятся наказаний. Нателла уходит встречать спонсоров. «Тычки» продолжаются. Каждый боится, что окажется впереди строя и его накажут. Стоят молча и ждут, чтобы их не тронули «старшаки». Ждут подарки, ждут вкусные салаты и сладости.
Дверь открывается и в зал заходят спонсоры.
Дети театрально натягивают дежурные улыбки, которые просили изобразить воспитатели. Улыбки не совместимы со взглядом: у старших воспитанников он остается безучастным, у маленьких детей в глазах испуг и волнение.
Весь декабрь Саша Ремезов готовился к новогоднему празднику. В школе на уроках хора одноклассники учили песню «Белые снежинки» и парень должен был солировать, но внезапно заболел. Пролежал пять дней с высокой температурой и кашлем. Голос охрип и после болезни еще не восстановился, поэтому солистом стал Витька Разгуляев по кличке «Разгуляй».
«Разгуляй» пел неплохо: не сбивался с ритма, не забывал слова, в основном попадал в ноты, но пел каким-то кричащим, нарочито громким голосом, без динамики и развития. Иногда просто кричал. Вите уже исполнилось десять лет и у парня начиналась начальная стадия мутации, но учительница пока не запрещала ему петь в хоре.
В свои семь лет Саша ничего не знал про мутацию. Он просто сожалел о том, что не исполняет эту песню. Сожалел настолько, что плакал в подушку после отбоя, когда понял, что температура и кашель не пройдут за два дня. А он так хотел спеть, чтобы все заметили его и сказали, как он классно поет. Конечно, особенно сильно он хотел понравиться Светке Давыдовой, девочке, появившейся в детском доме совсем недавно, но уже успевшей прослыть первой красавицей в их возрастной группе.
Еще он думал, почему у Нателлы Робертовны такое сложное имя и отчество. Даже от упрощенной клички – «Роботовна» малышам проще не становилось. Беззубым семилеткам приходилось нелегко обращаться к старшей воспитательнице просто и быстро. Язык то и дело проскальзывал между отсутствующих, сменяющихся на основные, молочных зубов. Зато дети постарше кличкой «Роботовна» были довольны. Она характеризовала Нателлу как нельзя верно и точно.
– Не могли назвать ее простым именем? – злился и ворчал про себя парень. – Точно, робот!
Он был расстроен так же из-за того, что именно его выкинул из строя пятнадцатилетний негодяй «Яшка Шмель», который дразнил и обижал всех подряд. Яшка Шмелев, казалось, обозлился на весь мир и ненавидел всех людей.