Но куда девать первый, сказочный роман "Китаянка"?
I
Необходимость есть падшая свобода.
Н. А. Бердяев
Дождливая, узкая улица Калининграда моргает перламутром смоченной брусчатки немецкой мостовой. Она окаймлена кривым бордюром. Воздух пахнет черноватой осенней землей, где киснут листья под напитанными, лимонно-апельсиновыми каштанами, в промежутках которых фонари. С обеих сторон охровая трехэтажная застройка имеет примечательный, в плохом состоянии, щипец. Гулянов Илья Алексеевич отработал дневную смену в порту и едет домой, сидя перед рулём недорогой красной королки. О графитовой пасмурности неба мне напомнил полусонный, коровий взгляд серо-голубых, миндалевидных глаз Гулянова. Он привык беспечно наслаждаться лишь за ужинным столом и во сне, такой подход помогает ему ускорить течение рабочих дней. Его мягкий профиль наделён гаденькими чертами, кажется, способными внушительно предъявить любую эмоцию. Жена, так говорит Илья, но не зовёт её замуж – Дунаева Алина Артёмовна, студентка БФУ, рано идёт домой и решает в квартире женские вопросы, например: разогреть еду по приходе Гулянова.
…
Из подъезда послышались знакомые шаги, не дожидаясь стука, Алина открыла дверь евродвушки, и как бы Илья не старался забыть образ двадцатилетней жены со средним ростом, фигурой и лицом, он обнял её под холодным светом коридора, где тени, впавшись со стороны рта и носа, ещё контрастнее обозначили щёки, а над ними – глазные колодцы. Аля пошла спускать горячую воду в душевой. Пока та набегает, Гулянов разулся, повесил ветровку и зашёл к жене. Она стояла перед зеркалом, пальцами чесала волосы и виляла задом для Ильи, он подумал: "Ничто не улучшилось от шампуней. Зачем стоило отдавать четыре тысячи?" В свои двадцать три года, Алексеевич не отыскал занятие, способное приносить хотя бы невиликий достаток в плане почёта или финансовом. Алину попросили выйти, она, отяжелев, послушалась. Гулянов с болью в виске закрылся и щёлкнул замком, чтобы супруга случайно не лишила его облегчения.
Водопад кипятка захлестнул веки Ильи и расползся по телу, незрячего стягивала даже вероятность соприкосновения с Алиной: когда-то исключительный, а теперь даже не востанавимый в памяти запах молодой, хоть и без него потерявшей невинность девушки, стал не просто нейтральным, а престранно вонючим. Всего пуще Гулянов брезговал, когда Аля лезла целоваться и пыталась говорить вблизи, чистя зубы по два раза, утром и вечером. Он объяснял, что немытый рот, настоявшись, обдаёт собеседника душным курятником, но каждый раз слышал одно: "Я никогда не была в курятнике". А вопросы, ответ на которые она знает? Нет, внутренняя вязкость не вымывается, – Гулянов без толку гоняет счётчики, безвольно собирая неизбежное. Он напенил голову и начал шоркаться.
…
Порозовевший Илья, широко расставив ноги в клетчатых, сине-белых семейниках накрыл стул сумеречной кухни. Дунаева зажгла люстру, взяла себе одну катлету и немного пюре, тогда как Гулянову наложила в два раза больше, спрыснув острым махеевым. Стоило малейшему удовлетворению случиться с подулыбнувшимся, предвкущающим Ильёй, как он добрел и принимал жену из жалости, умилялся ею, убедительно врал про жжение в солнечном сплетении и пытался изобразить, поверить, но это перебор. Теперь, если что-то и подчинялось Алине, так это лампочка.