«Убей тело и голова умрет».
Хантер С. Томсон
-1-
Когда по утрам он видел свое отражение в зеркале, то каждый раз не верил, что тот, кто смотрел на него «оттуда» – он сам. Не доверять своим глазам у него было несколько причин: во-первых, он был блондином, а не жгучим брюнетом, как тот, в зазеркалье; во-вторых, ему едва стукнуло 45, а отраженью было не меньше 60-ти – отвратительный старик с землистым морщинистым лицом, седой щетиной и ввалившимися глазами. Иногда он не мог удержаться, чтобы не спросить вслух, как того зовут, но никогда не получал ответа: тот, за стеклом, все время молчал и лишь презрительно смотрел на него, будто знал что-то такое про него, от чего ему станет стыдно, если он ответит. Вот и сейчас он уже битый час показывал ему язык и всячески дразнил, а отражение бесстрастно взирало на все его ужимки и никак не реагировало.
– Сволочь, – раздраженно гаркнул Гроссман и даже плюнул в своего обидчика, – сволочь, сволочь.
Никакой реакции. Он попытался выцарапать ему глаза, трясущимися руками тщетно скребя зеркало, но тому было все равно – он его до обидного не замечал. Зазвонил телефон и Гроссману пришлось на время отвлечься от своего монолога с отражением. Звонили с работы, что было крайне некстати.
На том конце провода язвительно интересовались, помнит ли он, какое сегодня число и в каком часу начинается его рабочий день: он работал курьером в почтовом агентстве, – работа так себе, но позволяла держаться на плаву, хоть как-то оплачивая счета, и каждый день видеть множество новых лиц, что должно было теоретически помочь в подборе характеров для его будущих персонажей.
Гроссман был писателем: вот уже без малого 15 лет он пытался пробиться в мир большой литературы, но без всякого результата. Его наивысшим достижением было создание собственного сайта, на котором в свободном доступе были выложены все 12 книг, которые он написал за эти годы. Правда, посещаемость сайта была нулевая: счетчик посещений всегда оставался на цифре 0.
Голос в трубке что-то неразличимо бубнил о санкциях и дисциплине, а у него в голове зрел очередной сюжет, записать который ему не позволяла врожденная лень: приятно было прокручивать в своей голове облако аморфных слов, не успевших оформиться в четкие мысли, а от того создающих иллюзию вдохновения, – как только слова ложились на бумагу, сразу проступало разочарование тривиальностью написанного. Занятия литературой позволяли ему не замечать окружающую действительность, по многу часов зависая над листом бумаги и обдумывая имена вещей и явлений, значение которых он открывал заново. Таким образом он как бы компенсировал себе тот ущерб, который наносил сам себе каждый день, напиваясь до беспамятства, в надежде нарваться на сюжет, который его обессмертит: это был его метод творить.
Сейчас в нем боролись два чувства – это или бросить трубку, или начать исповедоваться, чтобы хоть как-то облегчить свое душевное страдание. Он выбрал первое. В его положении социального изгоя был один большой плюс – полная независимость от любых социальных условностей.
«Пусть работа катится к черту, когда мне плохо», – идет на кухню и роется в пустом и гулко-темном чреве древнего как его душа холодильника, пока не извлекает из него початую до половины бутылку пива, и жадно ее выпивает.