На поиски!
Мама называла его «мой любимый Чёрный». Потому что котёнок был чёрным, как ночь, от ушей до кончика хвоста. Другие котята тоже были чёрными, но не полностью. У сестры на мордочке было симпатичное белое пятнышко в виде месяца. А у братика – белые лапки. Вылизывая котёнка, мама кошка сладко мурлыкала. Чёрный прижимался к ней плотнее и был счастлив.
Жили они в подвале многоэтажного дома, возле тёплой батареи. Спали на старой пуховой шали, которую принесла мама. Добрые люди оставляли у подвального окошка еду в пластмассовых мисочках, и семейство не голодало. Чёрный родился три месяца назад в начале октября, когда ударили первые заморозки. Потом задули колючие ветры, выпал снег. Злая стужа настырно залезла в незакрытое окошко, но до батареи в другом конце подвала не добиралась, погибала на середине.
Мама кошка уходила на улицу несколько раз в день, возвращалась холодная, в пушинках снега, приносила в зубах какую-нибудь еду. Чёрный беззаботно играл с братиком и сестрёнкой, и всё было хорошо, пока однажды мама кошка ушла и не вернулась.
Котята жалобно мяукали, долго ждали – два раза наступало утро, сменяя ночь. Котята очень проголодались и устали от неведения.
Наконец, братик Лапка сказал:
– Мы с Пятнышком пойдём искать маму. А ты, Чёрный, останешься ждать. Вдруг мама вернётся, ты ей расскажешь, что мы пошли её искать. А ещё ты самый слабый и хромаешь.
Чёрный испугался, хотел возразить, но Пятнышко ласково сказала:
– Так надо, маленький. Ты будешь охранять наш дом. Ведь кто-то всегда должен быть в доме и ждать.
Втроём они подошли к окошку.
Чёрный действительно прихрамывал на переднюю левую лапку.
Это случилось, когда он только научился ходить. Расшалившись, носился по всему подвалу. И вдруг угодил лапой в узкую-преузкую щель между старой ржавой трубой и кирпичной стенкой. Угодил так, что показалось, будто в лапке что-то хрустнуло. Котёнок извивался, плакал от боли, но лапку выдернуть не мог. А мамы кошки не было. Когда она появилась, то ужасно перепугалась. Без устали стала царапать старый, но ещё крепкий кирпич. Она сточила себе когти до крови, но освободила Чёрного. Сначала он совсем не мог ходить, а потом, ничего, лапа зажила, только хромота осталась.
– Будь смелым и ничего не бойся, – сказал ему на прощание братик Лапка. – Помни, у тебя храброе, доброе сердце!
Как делала мама, он прыгнул на ящик, потом взобрался на трубу. «Ух, как холодно!» – содрогнулся Лапка, но решительно нырнул в окошко.
За ним скрылась Пятнышко. Но перед тем, как исчезнуть, она оглянулась и нежно проговорила почти, как мама:
– Я люблю тебя Чёрный…
– Мяу! – тоскливо сжался котёнок.
Он ушёл, лёг на шаль, свернулся калачиком. Шаль пахла мамой.
Шло время, сгустились сумерки. Никто не возвращался. Котёнку сделалось очень одиноко и страшно.
Ждать, сестричка сказала ждать. А чего ждать? А если никто не вернётся? Как он будет жить один? А ведь Лапка сказал: у тебя храброе сердце, Чёрный!
Котёнок поднялся, неуверенно доковылял до ящика, забрался на него, потом на трубу. Правда, до чего же холодно, бр-р! Зажмурившись, он прыгнул в окошко.
Снег обжёг подушечки лап. Какой он оказывается мягкий, хрустящий и ледяной!
Было темно. В темноте горели тусклые фонари. Вокруг высились многоэтажные дома. Вдали, сверкая фарами, проносились автомобили. Черный никогда ещё не видел всего этого, но знал по рассказам мамы.