Дверь на замке. Между окнами и плотными шторами нет и щёлочки, что пропустила бы луч света. На полу скапливался мелкий сор. Хлеб в пакете покрылся зеленоватой и чёрной плесенью. На плите прокисли остатки супа в кастрюле.
Я сидел в квартире тихо, притворялся, будто меня здесь нет. Я знал, что ОНИ слушают. Ждут, когда я выдам своё присутствие.
Желудок рычал от голода, но я не мог выйти наружу, чтобы раздобыть еду. Страх сковывал тело от одной мысли об этом. Я знал, что ОНИ ждут меня там.
Эти шорохи и голоса за дверью. То один, то другой, а то сразу несколько собирались за порогом. Вынюхивали, выслушивали… Кто-то из них шмыгал носом в замочную скважину, кто-то прижимался ухом к двери и хрипло шептал другим: «Тихо! Тихо!».
ОНИ уже нашли меня, но пока не могли войти. Это было вопросом времени. Я знал, что среди них найдётся тот, кто сломает дверь. Им просто нужен достаточный повод для этого. Такая у них игра: «Давай! Скрипни половицей, и мы вломимся к тебе!».
Когда в подъезде тишина, я всё равно хожу неслышно. Двигаюсь медленнее часовой стрелки. Не роняю ни единого звука. Мелкая капля из крана, упав в раковину, создавала больше шума, чем мой шаг.
Пришёл вечер и в тёмной квартире стало черным-черно. И опять ОНИ подступили к порогу. Никто из них не пытался этого скрыть. Тишину разорвали хрипы, свистящее дыхание и мокрый кашель. Эти твари не умеют быть тихими. Их тела всегда издают гадкие режущие слух звуки.
ОНИ слабы поодиночке, но опасны, если сбиваются в кучу. Поэтому мне так страшно.
Когда дёрнулась ручка, я забыл о правилах тишины и протопал по полу, спрятался за угол дивана. Думал: сейчас ОНИ вломятся. Но это была их уловка.
Их шепчущая речь трудноразличима, но по сочетанию звуков можно было разобрать: «Слышали? Он там!».
ОНИ опять дёрнули ручку! Потом загалдели и, кажется, договорились разыскать того, кто раскурочит эту дверь.
Разошлись… Только холодильник тихо гудел, часы тикали и редко капал кран. А я всё так и прятался за диваном. Каким жалким я стал!
Никогда раньше я не чувствовал себя жертвой. Эти страшные существа сделали меня осторожным и вздрагивающим от вида собственной тени. Я навлёк на себя их гнев. И почему их так много в этом старом доме?
Но я не намерен уходить. С чего бы я должен уйти? Это мой дом! Если сбежать – они победят. Я не доставлю им такого удовольствия!
Мои худые руки стали ещё тоньше. Надо было что-то с этим делать, пока совсем не ослаб от голода.
Целая ночь прошла в раздумьях. Как можно спокойно забыться сном, когда точно знаешь, что на тебя объявлена охота?
Утром я, мучаясь от бессилия, пытался задремать, но не получалось. У меня всегда был развитый слух, а теперь он стал особенно острым. Я слышал стуки из-за стен, с потолка и с пола… Это бились их сердца! Десятки мощных сердец непрестанно работали, не совпадая друг с другом по ритму. Они играли, как неумелый оркестр. Шум не давал мне покоя, заставлял чувствовать себя зажатым в ловушке. Хотелось спрятаться подальше, убежать от этих звуков. Они дразнили меня и разжигали ярость.
Кое-как я заснул в углу на ковре.
Ещё один голодный день. Желудок уже не урчал, он прилип к позвоночнику. Вечером голоса за стенкой заглушили все остальные звуки и вырвали меня из сна.