Читать Театр теней

Шрифт

Интервал

* * *

Глава первая. Утро

Мои первые осознанные воспоминания относятся к жизни в интернате. Но в интернат я попала не сразу, а в пять лет, а что было раньше – помню отрывисто и смутно, причем эти воспоминания подозрительно похожи на сказку, как будто память меня обманывает, выдавая кадры из моей жизни вперемежку с волшебными картинками, созданными воображением. Например, я часто вспоминаю склоняющуюся ко мне из темноты белую лошадь с печальными круглыми глазами, поблескивающими остекленевшей слезой. Я протягиваю к ней руки, и лошадь осторожно берет у меня с ладошки маленькое красное яблочко, щекоча мне пальцы своими жесткими шершавыми губами. Откуда взялась эта лошадь? Мне рассказывали, что до пяти лет я жила в городской квартире с бабушкой, тихим и скромным библиотекарем, и никаких лошадей у нас не было и быть не могло. Бабушкино лицо я вообще не помню, зато помню, как удобно было держаться за ее большую и мягкую руку: иду с ней рядом, а моя ладошка в ее руке будто в лодочке плывет. Еще помню ее металлические, смазанные маслом формы для выпечки в виде звездочек, елочек и полумесяцев и сладкий вкус теста, которое я потихоньку отщипывала и жевала, пока бабуля не видит.

Дедушки у меня не было, но память почему-то бережно хранит портрет неизвестного старика в ветхой ворсистой шляпе. Этот старик будто бы несет меня на плечах, а у него в ногах путаются и лают собаки, и с полей его шляпы капает дождь, а мимо проплывают размытые огни домов и витрин, и пахнет мокрой шерстью, и очень хочется горячего чая с молоком и сахаром.

Но самое удивительное и необыкновенное из моих ранних воспоминаний – это каток на круглом лесном озере, где под прозрачным зеленоватым льдом в черной стылой воде сонно колышут плавниками золотые рыбки. Я пробую лед – делаю неуверенный шаг крохотной ногой, обутой в белый конечек, и тут же теряю равновесие, но рядом тихо скользит кто-то большой и сильный и сразу подхватывает меня за шиворот и аккуратно ставит, не давая упасть. Было ли это на самом деле или приснилось мне в счастливом сне? А может быть, я прочла это в книге или увидела в кино?

Как бы там ни было, в интернате эти полуфантастические видения прекратились. Там все было просто и без затей: общий зал, общая столовая, общие ломаные-переломаные игрушки. Дети – бледные, нечесаные и неумытые, с обкусанными ногтями, с черными кругами под глазами и слипшимися ресницами, совершенно одинаковые, будто горошины из одного стручка, в серой казенной пижаме. Меня тоже подстригли в кружок и одели, как всех, а ногти я обкусала самостоятельно. Ресницы у меня слипались, потому что я то и дело заливалась слезами.

Я попала в младшую группу, где одни малыши ревели не прекращая, другие бешено и ожесточенно дрались не на жизнь, а на смерть, а остальные сидели по своим углам и сосали палец. Кое-кому три раза в день приносили таблетки и заставляли их глотать под присмотром воспитателей. Ходили мы повсюду строем, держась за руки, но теперь никто не вел меня так удобно, как бабушка. Обычно руку оттягивали вниз, отчего приходилось шагать на полусогнутых; либо задирали вверх или размахивали ею из стороны в сторону, да так часто, что начинало зудеть плечо; либо стискивали пальцы с такой силой, что рука затекала чуть ли не до локтя, а иногда, наоборот, держали слабо, отчего ладонь болталась в чужой мокрой и липкой лапке как неприкаянная.