Наш дом
Я родилась и выросла в городе Запорожье. Главной достопримечательностью нашего города был ДнепроГЭС. В огромной Советской стране не было человека, который бы не слышал о ДнепроГЭСе и подвиге его создания. Это была одна из легенд становления Советской власти и обустройства новой жизни («через электрификацию всей страны»).
ДнепроГЭС всё еще является памятником долгосрочности. Мост не ремонтировался чуть не с двадцатых годов прошлого века и потихоньку разваливается.
Мой дом был почти ровесником ДнепроГЭСа – он был построен в двадцатых годах прошлого века. Понятие о строительстве в то время было иное, дореволюционное, и дом строился на века. Кирпичные стены в некоторых местах доходили до метра толщиной, как в крепости. Чугунные батареи во всех комнатах пылали, как огонь, и производили африканскую жару в отопительный сезон.
Дабы не испечься, мама договорилась со слесарями и поставила вентили на батареях. При отключенных батареях отопление шло от одной чугунной трубы возле ванной, которая стояком соединяла нижние этажи с верхними. В доме было всегда очень тепло.
Наш дом располагался в старой части Запорожья, вдоль проспекта, который в мои времена назывался проспектом Ленина (теперь называется проспектом Соборным).
Проспект был одной из самых длинных улиц в Европе – почти одиннадцать километров в длину. Рядом с нами расположены все достопримечательности старого города – горсад, где позже расположился Дворец пионеров, Дубовая роща с трехсотлетними дубами и театр.
После войны к нашему дому достроили еще два здания, которые образовали двор буквой «п». Со стороны улицы Тургенева стояло здание бывшей синагоги, замыкавшее кольцо двора. Что значило слово «синагога», мне пояснили намного позже, чем я его услышала.
В годы моего детства в этом здании было учреждение финотдела – в нем работала мама моей одноклассницы Оксаны.
Запорожье освободили от немецкой оккупации в октябре сорок третьего года. Мой дедушка Степа въехал в город на танке с освободителями, и с этого дня семья перебралась в Запорожье.
Степан Михайлович работал в руководстве завода и был партийным. Ему с семьей предложили последнюю квартиру в нашем доме, который служил штаб-квартирой немецкого руководства. Это была квартира-помойка. Жилье в лучшем состоянии отошло другим, более важным людям.
В нашей квартире располагалась кухня штаб-квартиры. Она вся была завалена протухшими куриными головами, гнилое мясо воняло нестерпимо. Три дня бабушка с дедушкой вывозили и выносили мусор и отмывали квартиру до приемлемого состояния. Отказаться – не вариант: три комнаты и сто квадратных метров были невиданной роскошью.
Моей энергичной бабушке после множества переездов и эвакуации не впервой было приводить жилища в Божеский вид. Так что квартира быстро засияла в ее умелых руках.
Сияние чистоты в доме было безоговорочным семейным правилом. Исходя из этого, от младших требовалось ежедневное мытье полов. Бабушка могла испепелить взглядом, если замечала пыль или непорядок, придя домой.
Бабушкина мама, моя прабабушка Евдокия, умерла во время войны, и бабушка пригласила своего отца, Михаила Ивановича, поселиться вместе с ними. Он переехал из Сима в Запорожье и много чем помогал бабушке, которая пропадала на работе.