Триша, это тебе
Постулат Уотсона:
Забудьте о превращении мусора в нефть или астероидов – в груды «фольксвагенов», а также о том, чтобы повесить в гостиной точную копию Ван Гога. Первое, что мы получим от нанотехнологий, – бессмертие.
Следствие Теслера[1]:
Первое, что мы получим от нанотехнологий, – воскрешение мертвых.
1 ноября
Утром на границе владений Сантьяго обнаружился мертвец, наполовину слившийся со стеной.
Вирткомб, пробужденный первыми спазмами небесного знака в пятидесяти километрах над городом, вышвырнул Сантьяго в реальный мир, навстречу грохоту, мерзости и свету зари. Нейроны один за другим отключались от виртуальных грез. Интимно льнущие щупальца из тектопластика уползали прочь от передней части ушного лабиринта, полушарий, евстахиевых труб; освобождали зрительные нервы от своей хватки. Пленчатые схемы вирткомба отслаивались от черепа, позвоночника и гениталий, текли по коже, словно амниотическая жидкость, сползали с кончиков пальцев, чтобы вновь обрести вид трепещущей сферы из полуразумного нанополимера в ладонях, сложенных чашечкой. Introibo ad altare[2]. Химическое пламя, пылавшее в крови всю ночь, превратилось в хлопья наркотического пепла на дне вен.
Мучительно корчился и горел алым пламенем небесный знак: искусственное полярное сияние из микроскопических светоотражающих текторов[3], распыленных по всей тропопаузе[4] и разожженных прикосновением солнца, которое еще не поднялось из-за гор на востоке. Свет падал сквозь прозрачную крышу студии, озаряя распростершихся на полу приятелей Сантьяго. Зловещие репетиции распятия. Игрушечные Голгофы. Святые и мученики.
Сантьяго коллекционировал святых и мучеников.
Он поместил уснувший вирткомб в резную урну для праха, купленную в каком-то из кишащих обитателями некровилей Вьехо Мехико. Скользнул взглядом по висящим на стенах зеркалам в роскошных рамах: уже не Владыка Паутины, ангел, облаченный в серебряную филигрань наносхем. Всего лишь Сантьяго Колумбар. Двадцати семи лет от роду, чуть выше двух метров ростом. Крупный. Нескладный. Черные волосы стянуты в практичную косицу, подчеркивая жесткие, словно горный пейзаж, черты. Нейрохимический художник, виртуалисто. Когда-то ему этого хватало. Не теперь. Теперь он не мог смириться, что не добьется большего. Останется Сантьяго Колумбаром – унылым, продрогшим, голым, недовольным, одиноким.
Смертным.
Одной из множества архитектурных причуд, унаследованных Сантьяго от предыдущего хозяина residencia[5], был балкон. Как ни странно, он пережил трансформацию обиталища, осуществленную текторами-строителями. Балкон смотрел на запад – создатель задумал его в качестве места для вечеринок в сумерках, чтобы близкие друзья могли полюбоваться закатом над роскошными холмами Копананги. Сантьяго с него следил за приближением армии мертвецов.