Когда-то очень давно перевозчики живой рыбы столкнулись с проблемой. В дороге рыба, не имевшая возможности и стимула двигаться, становилась сонной, теряла и вес, и товарный вид. Кто-то предложил сложную систему освежения воды, обогащения ее кислородом, подогрева и подкормки. И это был хороший, эффективный, но дорогой выход.
Девушка раздевалась медленно, томно прикрыв глаза и всем своим видом демонстрируя, что прекрасно сознает свою красоту и понимает, что мужчины, собравшиеся у бассейна, внимательно следят за каждым ее движением. Толстяк, минуту назад надувавший пластиковый матрац, замер, забыв обо всем на свете, и воздух вырывался наружу из матраца, теребя реденький чубчик толстяка.
Со свистом.
Наверняка со свистом, но камера в бассейне микрофоном оборудована не была, и Максим, естественно, слышать ничего не мог.
Только видеть.
Посмотреть, правда, было на что.
– Нет, ну ты глянь, какая фемина, – простонал Максим, не отрывая взгляда от монитора. – Я бы ей отдался…
– Угу, – кивнул Капустин, тоже с интересом глядевший на процесс раздевания. – Мы сколько в рейсе уже?
– Триста десять дней, пятнадцать часов и… – Максим скосил глаза на таймер. – Десять секунд. А что?
– Ничего. Боюсь, что сейчас ты отдался бы любой даме, появись хоть малейшая возможность, – меланхолично заметил Капустин.
– Не без того, – согласился Максим. – Не без того. Но. Согласись, что но.
– Но, – кивнул Капустин. – Объект привлек бы внимание и не такого истосковавшегося по женскому полу экземпляра, как ты. Перед рейсом я отдыхал на Кайманах. Но даже там она имела бы успех.
Покончив с блузкой, девушка перешла к тесным шортам. Толстяк выронил матрац и открыл рот.
– И ведь день за днем – одно и то же. Ничего нового. Даже я перестал ждать чего-то особенного, типа случайного стриптиза. Но каждый раз что-то поднимается в душе… – Максим коснулся сенсора, увеличивая картинку. – Может, вот сейчас? Возьмет и откажет какая-нибудь бретелька.
Пышная грудь заполнила весь экран.
– Ну, давай, милая, давай… – простонал Максим.
– Макс, руки на пульт! – приказал Капустин.
– Да вот они, ручки, Капустин, вот они, – Макс покрутил руками в воздухе. – Ты точно уверен, что нет лаза отсюда в «Ковчег»?
– Нет, – сказал Капустин. – Не предусмотрен.
– Ты жестокий, – Макс заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. – Она сейчас будет натираться кремом от загара…
– Выключи, – посоветовал жестокий Капустин.
– На самом интересном месте?
– Вот сейчас придет кто-то из команды очкариков или даже сам Стоян… Это будет даже смешнее. Вот Стоян тебе и объяснит, что бывает с членами экипажа, подключающими камеры обзора на мониторы в рубке…
– Они сами здесь смотрят…
– На пульте управления? – осведомился Капустин и демонстративно посмотрел на часы. – До появления очкарика осталось десять… девять… восемь…
Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.
– Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что-то… нет, не интересное, просто хоть что-нибудь.
– Не знаю, – Капустин развернул свое кресло к инженерному пульту. – Может, кто и видел. Только рассказать не смог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…
Макс достал из-под пульта деревянный брусок, демонстративно постучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молча покрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты не приветствовали. На Земле еще кое-как, а в Тоннелях…