В нашем подъезде бабу Маню не любили все!
При этом «не любили» – слишком мягко сказано. Чем вызвала такую повальную ненависть интеллигентная старушка?
В белой панамочке и носочках, опрятном платье в мелкий цветочек, всегда на улыбке и с приветливым словом, выходящая из дома только по делу.
Не то что эти навечно прописавшиеся на лавочке во дворе сплетницы в стоптанных шлепанцах и небрежно повязанных платках, из-под которых торчали неприбранные космы. Этим «тарантулам» до всего есть дело, везде суют нос, про все имеют «правильное» суждение, а вернее – осуждение. Вот бы кого не любить.
А поди ж ты, жителей всего дома объединила ненависть к тихой старушке. К сожалению, моя маленькая семья – муж и я – не были исключением.
Вернувшийся с работы муж, резко сбросив в прихожей пиджак, сразу прошел в ванную комнату. Громкое фырканье, звон воды и грохот гигиенических принадлежностей не сулили ничего хорошего.
Смыв основное раздражение, он появился на кухне. Но сев за стол, все равно не смог сдержаться и, прожевав первый кусок отбивной, отложил вилку в сторону:
– С этим надо что-то делать!
Я согласно кивнула, отводя глаза. Но, видимо, кивнула недостаточно энергично. Потому что начинать войну с 70-летней женщиной, несмотря на все происходящее, было не по душе. Слишком силы не равны.
– Так, понятно. Поддержки мне в этом доме не найти, – возмутился муж и, хлопнув дверью, исчез в спальне. Просидев там минут пять, он вернулся за стол. Сработала русская поговорка – «голод не тетка». И принялся доедать ужин.
Я тоскливо наблюдала, как пустеет тарелка, потому что понимала – после ужина разборок не избежать. Так и случилось.
– Я все понимаю, старый человек, милая бабуля, – издалека начал муж. Он всегда так «тихо подползал» к больному. – Но разве ты не согласна, что так жить нельзя? Весь подъезд оккупировали какие-то странные люди. Ты их видела. Они занимают очередь с ночи, пишутся в тетрадки, спят на газетках, прямо на ступеньках. Ты заразиться не боишься? А какие у них глаза? Они психически нормальны? Они способны на все!
– Но ведь это длится уже давно, – попыталась смягчить обстановку я. – И пока все здоровы. А ночью, когда все уходят, внук бабы Мани моет полы в подъезде. Я сама вчера видела, когда ведро мусорное выносила.
Муж неожиданно захохотал. Я испугалась – вдруг и правда заразился?
– Ты себя слышишь? – отсмеявшись, продолжил он. – Ты сказала «пока». И я не удивлен, что приходится выносить мусор ночью. Днем ведь это невозможно. К мусоропроводу не пробиться! Но сегодня случилось вообще возмутительное событие – меня эти тетки не пускали в собственный подъезд! Они потребовали, чтобы я показал паспорт, чтобы доказал, что прописан здесь, а не пытаюсь проникнуть к бабе Мане без очереди!
Да… Это и правда был перебор. Я бы в такой ситуации тоже возмутилась. Но черт меня дернул задать мужу следующий вопрос. Он как-то сам сорвался с языка:
– А у меня паспорт не спросили… Может, ты проходил мимо них с каким-то «не таким» лицом?
– Что? – взорвался муж.
И был прав. Что это я?
– С «не таким» лицом? С каким «не таким»? Я крался мимо них, как вор? Я? Я просто шел к себе домой с обычным лицом! Я имею права на свое лицо! Недовольное, сумрачное, раздраженное! Свое лицо! – муж трясущимися руками достал из банки с надписью «манная крупа» пачку сигарет и закурил.