1.
– Лебедин мой, лебедииин, – протяжно завыли девки у порога, да так звонко, что Маржана чуть не уронила каганок. – Лебедь белый-молодооой1…
Хоть их Зофья и шла за Бохдана по любви, а всё равно мать позвала голосистых кметок да старых плакальщиц, чтобы повыли как следует и проводили молодую в иную жизнь. Пока те поливали слезами порог, Маржана и Любашка вертелись вокруг сестры и причёсывали её волосы, вплетая в них багряные ленты, подаренные Бохданом, и тонкую рыболовную сетку, что защищала каждую молодицу от дурного глаза.
– То Бохдан величааааааетсяааа, – выло у окна. – Лебедин мой, лебедиииин…
Свадебное платье лежало на постели. Удивительное дело: все украшения должен был принести жених, в то время как невеста – выткать платье задолго до свадьбы.
– Лебедь белый-молодоооой…
– Слышать их не могу! – фыркнула Маржана, отбросив в сторону гребень. – Второй день подряд воют!
– Ну потерпи уж! – скрипнула зубами Зофья. – Мне и так недолго осталось!
Маржана вздохнула и продолжила расчёсывать пшеничные космы сестры. Ей не нравилось всё: плакальщицы у порога, свадьба перед самым концом войны, а ещё – то, что коровы не доились полседмицы и стояли пустые, не давая ни капли молока. Самое время подумать, что в деревне завелась новая ведьма, но стоило взглянуть чародейским взглядом – как нет, не было рядом ворожбы, никто не колдовал, кроме неё самой.
Если бы мать узнала, наверняка бы отбила пальцы сковородкой. По всей деревне гулял рассказ о том, как древний волхв предсказал ей когда-то, что в час Мораны родит она получеловека, полузверя, который навлечёт беду на их воеводство. А спустя год на свет появилась Маржана, прям в Долгую ночь, когда всюду жгли костры и носили маски, сливаясь с духами Нави.
Потому мать на неё злилась. Лупила кочергой за проделки и мечтала выдать замуж. Конечно, первой на очереди была Зофья, и только после – Маржана. Любашке предстояло идти последней, хоть та и первой нашла себе жениха.
– Лебедин мой, лебедииин, лебедь белый-молодоооой!…
Какая гадость! Маржана с облегчением доплела косу и, оставив Зофью переодеваться, выскользнула через сени во двор, где собрались зеваки, а оттуда – за избу к хлеву. В коровнике было подозрительно тихо. Уж не померла ли их Марыська? Маржана взглянула внутрь – нет, живая. Корова стояла и ровно дышала, но взгляд у неё был какой-то пустой, словно… Словно чаровали совсем рядом. Вот ведь загадка!
Маржана хотела подойти поближе и осмотреть скотину, но её окликнула Любашка. Пришлось закрыть дверь и повернуться к сестре.
– Чего ты такая кислая ходишь? – та взглянула косо и тут же недобро прищурилась. – Али жених сестрицын по сердцу пришёлся?
Ах, конечно. Она всегда отчего-то боялась Маржаны и вечно следила за ней, вынюхивала, словно голодная псина, жаждавшая хозяйской ласки. Вот только их мать всегда больше всех любила Зофью, а остальные – так, довесок, почти дворовые девки, что сбиваются с ног. Особенно Маржана, «чародейское отродье».
– Не мели небылиц, – она поморщилась. – Обождать нельзя было? Война седмицу назад закончилась, дурное время для свадеб.
– В нашем-то воеводстве давно спокойно, – отрезала Любашка.
– Ага, и коровы просто так не доятся, – Маржана покачала головой и пошла обратно в дом.