Читать Парящие псы

Окружённый ночной тишиной, на зелёном ковре молодых трав, лежал дождевой червячок, подложив для удобства под голову хвост и глядел очарованно в небо. "Когда-то давно кто-то очень большою рукой изловил миллион светлячков. А потом посадил их в огромную чёрную банку. Поэтому не улетают − прижались носами к стеклянному донышку, видно тоскуют, да смотрят ночами на нас, на свободных." А ночи в преддверии лета прозрачные звёздные тихие, слышатся лишь временами размеренные и глубокие вдохи и выдохи спящего леса, ласкающие травы то тёплым, то свежим ветром. "Вот если бы только умел, полетел бы на небо, открыл эту банку, и всех бы их освободил." Рой любил здесь бывать по ночам и глядеть в небеса, поднимаясь на крыльях фантазии за облака, и танцующий там, среди звёзд, он на время терял ощущение своего тела, не помнил о прошлом, не думал о будущем, и забывал кто он есть.

– Ты с ума сошёл? − резко ворвался в затылок взволнованный голос отца, распугав мысли, – На самом видном месте!

Рой всегда умудрялся исчезнуть из дома беззвучно, дождавшись, когда Генри крепко уснёт и всегда так же тихо за час до зари возвращался − никто и не подозревал о его полуночных прогулках. Однако, сегодня всё вышло не так и отец застал сына врасплох. Всю дорогу домой он тревожно прислушивался, то и дело принюхивался частыми и короткими вдохами, косо бросая на мальчика хлёсткие взгляды. Рой чувствовал их своей кожей, буквально как брошенные в него камни, которые он подбирал раз за разом и нёс виновато, и делалось на душе всё тяжелей.

Генри всё понимал. Понимал, что не сможет его защитить от опасности. У дождевых червей нет ничего против хищника: ни быстрых лап, ни зубов, ни когтей, нету панциря, где можно спрятаться, и никакой маскировки. Беда им грозит отовсюду: от птиц и от рыб, от ежей и от ящериц, жаб и кротов; в небесах и в воде, под землёй, на земле − каждый думает: "Эх, заморить бы сейчас червячка". Генри всё понимал. Но стремился всегда быть поблизости. Да, он не сможет спасти сына, но сможет дать ему немного времени. Он думал так: "Если встретимся с хищником − брошусь ему в ноги первым. Пока мною заняты, у Роя будет возможность уйти". Стараясь двигаться бесшумно, он замечал каждую палочку, отодвигал и поднимал травинки и пропускал сына вперёд, затем ровнялся с ним и вновь опережал, не прекращая каждый миг оглядываться на него с готовностью в любой момент прикрыть собой. Дом был не так уж далеко – на глубине в рабочие дни Генри проходил гораздо большие дистанции, но здесь дорога, затуманенная страхом и тревогой, растянулась в трое. В столбиках лунного света парили сонные пылинки и Генри, держась тени, искал выход из этого лабиринта, напряжённый как струна бельевой верёвки, на которой висит огромная ответственность. Опустившись в след за сыном в родной подземный коридор, он наконец-то выдохнул, сошедшим с ветра парусом, а мальчик замер в ожидании бури. Сначала он хотел ругаться: "Ведь надо преподать урок! Ведь эта выходка могла нам стоить жизни!" Впечатанный в черную стену, он стал искать в себе хоть каплю ярости, но не нашёл. Глядя в огромные блестящие глаза своего сына, он вдруг почувствовал, как у него внутри трещащая, упругая, предельно напряжённая верёвка звонко лопнула, как сорвалось с неё и полетело вниз тяжёлое большое одеяло и с головой его накрыло тёплой нежностью и радостью о том, что этот мальчик − его сын − здесь, перед ним и невредим и цел. И радость эта засияла так невыносимо ярко, так громко зазвенела в голове, что он зажмурился и крепко-крепко обнял Роя, прижав его к своей груди, и не желая ни минуты тратить на нравоучения.