Читать Завтра – это когда?

Я нашарила будильник, не открывая глаз, и лишь поднеся его совсем близко, глянула на светящийся циферблат: без четверти шесть. И сразу вернулось ощущение катастрофы. Вчера тетя Люба весь день пролежала в постели и не слышала новостей, но долго так продолжаться не могло: обычно она вставала следом за мной и сидела у стола, глядя, как я ем. Она никогда не завтракала вместе со мною, даже почти не разговаривала, просто включала радио и усаживалась напротив. Почему? Не знаю, может, потому что я предпочла бы одиночество и тишину, и она это понимала. Сама я радио не включала никогда и о беде узнала случайно: Ольга Андреевна, наша заведующая, весело сообщила:

– Слыхали, компания «Финико» тоже лопнула. Неужели еще есть лопухи, которые после всех этих «МММ» и «Чар» несут деньги в такие конторы?

Коллектив дружно включился в обсуждение проблемы; похолодев, я до боли в пальцах сжала карандаш. Бог мой, как я пыталась остановить тетю Любу, чего только не наслушалась в свой адрес! Дело не в том, насколько велика была сумма, дело в том, что это были ВСЕ наши деньги, скопленные в результате жесточайшей экономии. Целый день я думала о том, что ждет меня дома, однако октябрьский холод сослужил на этот раз добрую службу: из-за резкого изменения погоды у тети Любы поднялось давление, и ей было не до событий, колебавших устои внешнего мира.

Я лежала, глядя в темный потолок, и неожиданно с тоской вспомнила веселую девчонку, приехавшую в столицу держать экзамены в самый знаменитый вуз страны, – смелости и сил в ней хватило бы на троих. Был ведь прекрасный университет под боком, так нет – манили новые места, свобода. Самое удивительное, что авантюра удалась, и я стала-таки студенткой филологического факультета. Что и говорить – фантастическое везение. Кто бы сказал, чем оно для меня обернется…

Тетю Любу, сестру отца, я тогда почти не знала: она с мужем-полковником жила в Калининграде, где он служил. Еще была жива бабуля Нина, папина мать, и я частенько забегала в ее солнечную комнату с пальмой в совершенно безразмерной коммуналке. Теперь неловко признаваться, что это случалось по большей части, когда у меня кончались деньги, но тогда я не забивала себе голову размышлениями этического характера – молодость эгоистична. Я видела, что каждый мой приезд для бабули настоящий праздник, уплетала за обе щеки ее фантастические пирожки и не отказывалась от благодарности за доставленное удовольствие, выражавшееся обычно в цветной бумажке. Когда я училась на третьем курсе, бабуля и тетя Люба с мужем съехались в трехкомнатную квартиру на Теплом Стане; через год тетя Люба с Петром Сергеевичем вернулись домой окончательно, и я почти перестала бывать у них. Честно говоря, меня неприятно смущал тети Любин муж, и то, как масляно блестели его глаза, и то, как он сладко тянул:

– Ка-а-кие у нас щечки, ка-а-кие ямочки! Ну, поцелуй дядьку!

Я называла его про себя старым козлом (смех сказать, ему было тогда лет сорок пять) и после смерти бабули совершенно прекратила к ним ездить. К тому была еще одна веская причина: на четвертом курсе я встретила Лешу и с тех пор жила только им. Конечно, романтические истории случались и раньше, но это была БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ. В магистратуре мы уже знали, что поженимся, я была полна счастливых надежд и готовилась, как декабристка, отправиться за ним хоть на край света. В отличие от меня он учился не ахти как, поэтому нашел место дома, в Омске, в вычислительном центре номерного завода – он был математиком. Мы решили, что я поступлю в аспирантуру при кафедре, а потом переведусь на заочное и приеду к нему – квартирой в Омске можно было обзавестись быстро.