Читать Катилось яблочко

В подвальчике пахло сыростью, пылью и духами, которые грозили выесть Скромнику глаза. Он в очередной раз стёр ядовитые слезы со щёк, шмыгнул носом и поерзал, отчего гора разноцветных платьев под ним и вокруг него зашелестела. Гном замер, боясь развалить хрупкую конструкцию, состоящую из деревянных, наспех сбитых досок, разных вещей и множества коробок, забитых под крышку атрибутикой.

– Сергей Константинович Ромник, проходите, вас ожидают, – объявила миниатюрная девушка в костюме балерины с туго завязанными в пучок волосами, от чего у нее натягивался лоб, и лицо казалось вечно удивлённым. Она мило, но с ощущаемым безразличием, улыбнулась и прошла к лестнице.

«На этот раз все будет хорошо!» – уговаривал себя Скромник. – «Возможно, ювелир я действительно никудышный, но гармонист уж точно хороший»

– Здравствуйте, – пискнул гном, не справившись с голосом от нервов.

– Добрый день, прохо…– директор театра поднял на него глаза и изумленно замолк.

Скромник почувствовал, как начинает краснеть, что случалось с ним всегда при таком внимании. Он отчаянно попытался притупить стеснение и сконцентрироваться на своей цели, но щеки, все ещё мокрые от слез, продолжали наливаться сочным маковым цветом.

– Ну что же вы, юноша, стоите, присаживайтесь, – улыбнулся директор, блеснув глазами, и указал на высокое, оббитое красным бархатом кресло.

Скромник почувствовал себя вдвойне неловко: из-за того, что стоит столбом, и из-за того, что стул был высоким, и чтобы на него усесться гному – а точнее сто сорока пяти сантиметровому молодому человеку – пришлось бы подниматься на носочки. Чувствуя кожей каждый момент своего позора, Ромник перешёл кабинет и присел на краешек стула, надеясь потом подняться и сесть удобнее. Директор разулыбался ещё больше, и гномику совсем поплохело.

– Так-с, дорогой мой, по какому вы вопросу, напомните? – он сел за стол и повесил на нос золотистое пенсне, которое скорее оказалось бы у аристократа времен Николая Второго, чем у современного человека. Если, конечно, он не был директором театра и владельцем всего того барахла, на котором сидел Скромник в коридоре.

– В оркестр… играть на гармони.

– Сергей Константинович, вы что, плакали?

– Нет, я просто так, там, в коридоре… с непривычки… Запах сильный, глаза печёт…

– А я уже думал, вы расчувствовались от красоты нашего театра, – развёл руками отец этого великолепного помещения. Скромник может и поддакнул бы, если бы с рождения не обладал природной честностью. Всякая его ложь становилась видна сразу же на пунцовых щеках. – Так вы хотите играть на губной гармошке, правильно понимаю?

– Да, но… нет.

«Зачем я сказал «да», если имел в виду совсем другое?»

– Так да или нет?

– Нет, – Скромник глубоко вздохнул, чувствуя, как в груди в районе солнечного сплетения разрастается жгущий ком стыда. – На большой. Точнее, на обычной. Самой обычной.

– На аккордеоне получается? Свой инструмент есть?

– Н-нет и нет.

«Здесь гармошка называется аккордеоном, или он говорит о другом инструменте?» – мысленно застонал гном.

– В оркестре, стало быть, хотите сидеть?

– Да. Я могу быть позади всех, чтоб меня не было видно! Могу репетировать целый день, без выходных, правда!

– Это, конечно, все хорошо, но… – улыбка директора стала точно такой же, как у выбежавшей балерины. Актёр на сцене – актёр и в жизни, —…к сожалению, нашему оркестру не нужны народные инструменты, все-таки у нас современный театр. Но вот если бы вы хотели попробовать себя на сцене – это было бы шедеврально! Тролль в «Холодном сердце», Квазимодо из «Собора Парижской Богоматери», «Белоснежка и семь гномов», в конце концов!