Читать Паразит

Я ждал своего реципиента на тротуаре у проезжей части. Мок под дождём и ненавидел его всё сильнее и сильнее. В ресторане ждать было нельзя. Это его пунктик. Он кайфовал, когда мы проходили внутрь вместе.

Улица пряталась в темноте, едва освещаемая тусклыми окнами домов и болезненным миганием фонарей. Они медленно гасли и зажигались вновь, повторяя бесконечный цикл. А когда лампы накалялись, на другой стороне дороги высвечивался щит с социальной рекламой: «Берегись паразитов! Они живут в нас, проникают в желчный пузырь и печень, вызывают воспаление и атопический дерматит. Мойте руки не менее 10 раз в день!». Мне рассказывали, что ленточные черви, когда нечего есть, начинают поедать самих себя. Так они могут сожрать до 95% собственного тела. Оставляют только мозг и нервную систему.

Пока я читал, длинный чёрный лимузин поднял тучу мелких брызг и резко затормозил, залив мои ботинки мутной жижей с радужными разводами.

Машина долго стояла, но даже через непроницаемое тёмное стекло проникал самодовольный взгляд, провожающий каждую дождевую каплю, стекающую по моему лицу. Наконец, подошёл пожилой швейцар с прилипшими к щекам бакенбардами. Взялся мокрой посеревшей перчаткой за хромированную ручку и дёрнул дверь, тут же раскрыв, появившийся словно по волшебству, огромный чёрный зонт. Второй руки у швейцара не было, только плоский рукав камзола, висящий под дождевиком, поэтому ему приходилось фокусничать.

Реципиент не торопился. Высунул в проём двери надутое пузо, обтянутое шёлковой рубашкой. Стукнул каблуком блестящей туфли по влажной ковровой дорожке, тяжело опёрся на подставленную руку швейцара, так что затрясся зонт, и выбрался весь.

– Акцептор, – будто нехотя, выдавил он. – Готовился, не покладая рук?

Тяжёлый голос не позволял его словам висеть в воздухе. Они моментально падали, и, чтобы разобрать скупые фразы, приходилось наклоняться. Может быть поэтому он так обожал поклоны?

Я даже не стал кивать в ответ на фальшивое приветствие, а почапал рядом, примеряясь к его шагам гейши. Но всё равно устал раньше, чем мы прошли в гостеприимно, для него, конечно, распахнутые двери. Когда-то и меня встречали перед ресторанами и провожали под восторженные взгляды к лучшим столикам.

Реципиент тяжело хрипел, выдувая воздух, поэтому на расшаркивания краснощёкого метрдотеля, лишь пренебрежительно махнул опухшей рукой.

Через залы мне тоже приходилось идти рядом. Опустив голову и не находя себе иного оправдания, кроме лютого голода. Я был собачонкой, которую пустили в кухонную подсобку, чтобы наградить обветренной костью. Разница лишь в том, что она не знала, как по-другому наесться, а я не мог.

Ресторан давил тяжёлыми бронзовыми подсвечниками на стенах, массивными каминными часами на полках, пожелтевшей лепниной и больным тусклым светом. От старого, мёртвого величия рот наполнялся густой, горькой слюной разочарования. Почему богатые выскочки всегда предпочитают этот стиль опошленной классики?

Когда мы добрались до ВИП-зоны, в моём животе бурлило так, что реципиент начал плотоядно улыбаться, но чтобы не испортить себе праздник, всё же одарил меня милостью.

В просторной комнате с собственным проходом на кухню, охотничьими гобеленами на стенах и почерневшим скрипучим паркетом ярко светила хрустальная люстра, компенсируя наглухо зашторенное окно. Прежде чем меня усадили за единственный стол, ресторанный гастроэнтеролог с бородавкой на большом пальце взял кровь и соскоб. Мимолётом глянул на зелёный индикатор экспресс-теста и долго возился с моим языком, задевая бородавкой мою щёку. Сначала он осматривал нитевидные и грибовидные сосочки с краю, а потом продвигался всё глубже, пока за листовидными, не дошёл до желобовидных рецепторов. Когда-то мне даже делали надрез, чтобы добраться до каких-то ферментов, чьи названия теперь приходят в кошмарах вместе с пакостной бородавкой.