Читать Мичман Хорнблауэр

Шрифт

Интервал

* * *

I. Равные шансы

Над Ла-Маншем бушевал январский штормовой ветер. Порывами налетал дождь, крупные капли громко стучали о брезентовые куртки дежуривших на палубе офицеров и матросов. Ветер дул так сильно и так долго, что даже в замкнутых водах Спитхеда военный корабль неуклюже кренился на беспокойной воде и с резкими толчками стопорился натянутыми якорными канатами. К кораблю приближалась лодка – гребли две дюжие женщины. Лодка бешено плясала на крутых волнах, то и дело зарываясь в них носом и оставляя за кормой густую пелену брызг. Женщина, сидевшая впереди, хорошо знала свое дело. Бросая быстрые взгляды через плечо, она не только вела лодку по курсу, но и направляла ее носом в самые большие волны, чтобы та не опрокинулась. Лодка медленно двигалась вдоль правого борта «Юстиниана». Когда она подошла к грот-русленю[1], ее окликнул вахтенный мичман.

– Так точно! – во весь голос крикнула загребная. По старинной и странной флотской традиции такой ответ означал, что в лодке находится офицер. Вероятно, это относилось к съежившейся на корме фигуре, более походившей на прикрытую плащом груду тряпья.

Все это наблюдал мистер Мастерс, вахтенный лейтенант; он укрывался с подветренной стороны кнехтов бизань-мачты. По команде вахтенного мичмана лодка подошла к грот-русленю и надолго скрылась из глаз – видимо, офицер никак не мог подняться на борт. Наконец лодка вновь появилась в поле зрения Мастерса: женщины отвалили от корабля и ставили крошечный люгерный парус, под которым лодка, уже без пассажира, устремилась к Портсмуту, прыгая на волнах, как лошадь через препятствия. Когда она отошла, Мастерс заметил, что по шканцам приближаются двое. Новоприбывшего сопровождал вахтенный мичман; он указал на Мастерса и вернулся к грот-русленю. Мистер Мастерс прослужил на флоте до седых волос, имел счастье получить лейтенантский чин и давно понял, что капитаном не сделается никогда. Не сильно огорчаясь этим, он обратил свой ум на изучение окружающих.

Посему он внимательно разглядывал человека, который шел сейчас к нему. Это был худощавый юноша, почти мальчик, ростом чуть выше среднего; голенастые ноги в больших ботах, неуклюже выпирающие локти. На нем была плохо подогнанная форма, насквозь мокрая от брызг, из высокого воротника торчала тощая шея, лицо было бледное, скуластое. Белое лицо – редкость на корабле, где люди быстро загорают до черноты, но у новичка оно было не просто белым; на впалых щеках отчетливо проступал зеленоватый оттенок. Юношу явно укачало в лодке. Черные глаза на бледном лице казались по контрасту дырами в листе бумаги – Мастерс с легким интересом отметил, что, несмотря на морскую болезнь, обладатель их пристально оглядывается вокруг, изучая новую обстановку. В глазах светилось непобедимое любопытство, которое не смогли заглушить ни робость, ни морская болезнь. Мистер Мастерс проницательно заключил, что юноше свойственны осторожность и дальновидность; он изучает новое окружение с тем, чтобы приготовиться к испытаниям. Так, наверное, смотрел на львов во рву библейский Даниил.

Темные глаза юноши встретились с глазами Мастерса, он остановился, смущенно поднял руку к полям промокшей шляпы. Потом открыл рот и хотел что-то произнести, но так и застыл в приступе робости, не произнеся ни слова. Наконец он собрался с духом и выдавил из себя заранее заготовленную фразу: