⇚ На страницу книги

Читать Девочка и машины

Шрифт
Интервал

В одном из московских дворов, прямо под окнами длиннющей серой девятиэтажки, на небольшой парковке стояли два, казалось бы, ничем не примечательных автомобиля.

Одного из них – чёрную «семёрку» – звали Жигуль Кривой Руль. Хотя руль был у него совсем обыкновенный – круглый, без малейшей кривизны. А прозвали его так вот почему. Когда-то давно, много лет назад, его хозяин, тогда ещё деревенский житель, которого все звали Иваныч, вернувшись глубокой ночью из соседней деревни, где он гулял на свадьбе у брата, вместо своего двора заехал в соседский, ворота которого, к несчастью, почему-то были открыты нараспашку. Пытаясь встать на привычное место, он неожиданно наткнулся на что-то большое и твёрдое. Но вместо того чтобы выйти и хорошенько осмотреться, Иваныч принялся колесить по двору, беспорядочно выкручивая руль то вправо, то влево, натыкаясь на постройки и снося на своем пути всё, что можно было снести. Остановился он только тогда, когда собака, чью будку он опрокинул, запрыгнула на капот Жигуля и начала истошно лаять, ошалело вытаращив глаза. Этот героический поступок собаки спас курятник, у дверей которого и закончилось ночное приключение незадачливого водителя. И хотя виноват во всей этой кутерьме был только Иваныч, обидное прозвище досталось его машине. Хотя сам Жигуль на него не очень-то обижался, ему слышалось в нём что-то удалое и разухабистое, русское «кривая вывезет».

Мало кто из людей догадывается, что на самом деле машины – живые, что они чувствуют и рассуждают, и даже разговаривают друг с другом – незаметно для нас – на своём, машинном, языке. И у каждой – свой характер.

Наш Жигуль был старой и почтенной машиной, много повидавшей на своем веку. Держал он себя очень важно, хотя на самом деле был простоват. Говорил хрипло, небрежно и как бы свысока (вы же понимаете, что раз машины общаются, у них и голоса есть, неслышные для нас, но друг друга они слышат очень хорошо). Особенно он задирал нос перед своим соседом по парковке – белым Логаном, который был совсем маленькой трёхлетней машинкой, да к тому же ещё и иномаркой, а иномарки Жигуль недолюбливал, поэтому называл его презрительно – французишкой.

А белую машинку звали Жан Лога'н, но об этом никто не догадывался, а самая маленькая его хозяйка – девочка по имени Стася – дала ему имя Пломбир (своим цветом он напоминал ей мороженое), звала же всегда ласково – Пломбирка.

Стася очень любила машины, для неё все они были живые. «Как же может не быть живым тот, у кого есть глаза, – рассуждала она, – а у машин они есть: что такое фары, как не глаза?». Иногда, выходя погулять, она даже разговаривала со своим Логаном, и ей казалось, что он понимает её.

– Пломбирка, маленький, – говорила она, стряхивая с Логана снег и поглаживая его маленькой ладошкой в заледеневшей варежке. – Скучно тебе здесь стоять, да? Но ничего, скоро мы с тобой на дачу поедем, покатаемся там, вот только весна придёт, подожди немного…

Смотрел на это Жигуль и становилось ему очень грустно, потому что никто с ним так ласково не обращался: никто его не гладил и уж тем более с ним не разговаривал. Иваныч и ездил-то на нём редко. Даже как-то завидно Жигулю было: вот ведь какая несправедливость – какую-то малышню, только что с завода, настоящей дорожной пыли не нюхавшую, вон как обхаживают, а его, такого почтенного и заслуженного, вывезут пару раз летом на дачу, да зимой снег смахнут, когда он совсем уже в сугроб превратится и проходящие мимо школьники начнут запрыгивать на него с криками «жигу-уль!», – вот и всё внимание!