Читать Тень секретарши Гамлета
– Все суки, все! – мрачно сказал Сева Фокин, закусывая соленым огурцом очередную порцию розового мартини. – Я, Вася, потерял веру в человечество еще в утробе матери.
– Вчера ты говорил, что мир прекрасен, а все люди ангелы, – удивился Лаврухин, которому не досталось ни огурца, ни мартини.
– Ты тоже сука, Вася… Вот на хрена ты мне, лучшему детективу страны, предлагаешь искать трусы и лифчик какой-то зажравшейся профу… фу… фу… – Слово «профурсетка» вдруг показалось Севке страшным архаизмом. – Профурсуки! – закончил он мысль.
– Я же тебе говорю, – в сто первый раз начал объяснять участковый Лаврухин, – это не простые трусы! И лифчик не-не-не-непростой! – От волнения Лаврухин стал заикаться. – Это дизайнерское французское белье стоимостью полторы тысячи евро! А профурсука, как ты выражаешься, – жена банкира Говорухина!
– А я тебе говорю, что ни одна идиотка не вывесит сушить на улицу полторы тысячи евро! – опять стукнул кулаком по столу Фокин.
– А я тебе говорю, что не она его вывесила, а ее бабка, к которой она погостить приехала! – Лаврухин примерился и тоже долбанул кулаком по краю стола.
– А я тебе говорю, что, несмотря на нашу с тобой многолетнюю взаимовыручку, это выше моего достоинства – искать женские причиндалы!
– Ниже! Ты хотел сказать – ниже твоего достоинства! – захохотал Лаврухин.
– Слушай, – перешел Сева на доверительный шепот, – может, бельишко ветер унес?
– Я допрашивал ветер, – не менее доверительно сообщил Вася. – Он не уносил.
– А ты скажи, что унес! Оформи чистосердечное признание и закрой дело!
– А сажать кого?! – прищурился Лаврухин. – Жена банкира Говорухина хочет плюнуть в лицо негодяю, который спер ее трусы, и засадить его минимум на пять лет.
– Да-а, – протянул Фокин. – Суки все, суки и профурсуки…
Разговор вернулся на исходную позицию, безнадежность которой усугублялась тем, что розовый мартини закончился и соленые огурцы тоже.
Вася Лаврухин с грустью прикинул, что если он разорится еще на одну бутылку, то до зарплаты придется занимать минимум пятьсот рублей, а если позаимствовать у тещи в погребе еще одну банку соленых огурцов, то придется убить выходные на прополку тещиной картошки.
Больше всего на свете Лаврухин не любил занимать деньги и полоть тещину картошку, поэтому он прибегнул к старому как мир методу – грубой и неприкрытой лести.
– Сев, – ласково пропел Вася, обращаясь к пьяноватому Фокину, который, засунув в банку узкую руку, искал в рассоле среди укропа, хрена и смородиновых листьев еще хотя бы один огурец. – Ну, Сева! Я же все понимаю! Ты гений сыска! Ты ас детективных расследований! Ты… ты Пушкин своего дела! Поэт! Равных тебе в городе – да что в городе! – в стране нет! Я абсолютно уверен, что ты лучший частный детектив в мире и… и во вселенной!
Севка замер, забыв вынуть руку из банки. Не то чтобы он любил лесть, просто через три дня предстояло платить за аренду офиса, за комнату, за телефон и за ремонт старенькой «девятки», а денег на все это не было, потому что за весь месяц не приключилось ни одного стоящего клиента – только ревнивые мужья и еще более ревнивые жены, которые скрепя сердце платили тысячу рублей за три дня слежки…
Фокин все ждал, когда Лаврухин озвучит сумму, которую жена банкира готова выложить за поимку вора, но Лаврухин сумму не называл и напирал только на давнюю договоренность во всем бескорыстно помогать друг другу.