запоминаю каждое мгновенье,
однажды мы с тобой начнём стареть,
вдоль щёк протянут хороводы устья рек морщинок,
кружочки паутинки возле глаз,
я отхожу от дел, я ухожу со сцены,
я время замедляю, рою лаз,
ищу обход, но наказанье не отменят —
неведом исполинам страх потери
ни юности, ни звонких и глухих
ночей, в которых мы сражались и потели,
и ночь сражала, целовала нас двоих —
в макушку,
бегите, дети, ваш недолог век,
мы спотыкались —
расцарапаны колени,
остались шрамы; и любимый трек
крутили на повторе слишком часто,
и забывали, что от дней в итоге
останется едва ли на коктейль
живительного, чтобы дернуть ноги,
намерзнет прошлое несокрушимым настом,
страх дирижаблем по небу летел.
последний взгляд; и запах спелой дыни,
разительная непохожесть тел,
мы протянулись от Ла-Паса до Пекина,
мы постареем вмиг,
и вспышка мертвых звёзд
свет излучит бессмертный и
неповторимый.
постой! подожди, замирая в прихожей —
послушай, там тикает что-то, скатавшись в комок.
ты видишь, смотря на себя, до чего мы похожи,
ты видишь теперь всё, что раньше увидеть не смог.
аквариум в центре, стены и стулья горой взгромоздились,
и детские книги, и фото, и рваный пиджак;
припомни, вокруг обходя пустоту, какими мы были,
а потом уходи, ускоряя поломанный шаг.
ты видел, ты верил, и ты говорил, что нечто,
ставшее более тем, чем не стать для тебя никому,
приходит и ловит, и нас настигает под вечер.
но это к чему? к чему это? это – кому и чему?
холодное струйкой оттаявшей пело про полюс,
про замкнутый круг, за которым живет мерзлота.
ты странный, ты горечь,
ты грохот,
из прошлого
новость,
смотри – мы песчинки на сгибе листа.
острый нос, длинный нос, вечно лезущий не туда,
мы стоим, а вокруг – только шум колёс. и вода.
полон стакан, полупуст стакан, полусны терпел,
потому что в них я с тобой стоял,
потому что бог нас с тобой спаял.
и спел.
в руки идёт отрава, в руки летит синица,
только бы знать – ты будешь. будешь, и я прощен,
только бы смочь тебе в полусон дозвониться.
поговорим ещё?
песню допой – из тех, что я когда-то знал,
песню допой из тех, что сам я не допою.
волны качают чаек, бьются в скалы,
я на краю.
мимо с мигалками – жизнь. кому-то теперь страшней,
мы с тобой смотрим вниз,
выложен из камней
наш с тобой супер приз, наша награда —
в чём?
голубь скребёт карниз,
город стихает днём.
вот. вот и всё. театр, кулис волна
падает зрителям на
голову, будет закрыт,
папа сказал, что нас
всех
тошнит.
сын маминой подруги превзошёл абсолютно по каждому пункту,
руки из того места, увлечения верные, мысли правильные.
повторяют как мантру: ты одичалый и мутный,
ты недостойный, неуправляемый и нахальный.
дочь маминой подруги баллов в соревновании набрала
на полсотни больше тебя, неорганизованного балбеса.
вот где стремление, успех, смысл жизни, уменье вести дела.
а ты замыкался закрытой схемой, ты уходил по рельсам.
а ты основополагал/положил буддизм, даосизм – белое
в корзину со смешанным – чёрным бельём, футболками разноцветными.
а ты городил все подряд, пытался мир переделать.
нет, не так, нет, неверно, нет, нет, нет – отовсюду тебе ответами.
смирился. неполноценен, и ладно. не по зубам – не кусайте.
в блеске и в цвету дети маминых
подруг увядали, заглядывали в сердца,
там пустота, тебе это было известно —
внешние признаки – на чучеле нарядное платье.