Мы шагали по слабоосвещённому коридору, единичные чадящие факелы вместо того, чтобы хоть как-то обогреть, ещё больше пугали и заставляли меня вздрагивать от любого подозрительного шороха в погружённых в темень углах. Чуть впереди степенно двигалась мать-настоятельница, державшая спину так прямо, что я каждый раз невольно прислушивалась, а не хрустнет ли у неё там что-нибудь? Рядом со мной, поглядывая по сторонам, шла моя родственница, очень красивая женщина, должна заметить, внешность у неё была просто ангельской: белокурые локоны, благородный светлый лоб, голубые ясные глаза, узкий аристократический нос, алые, как спелая вишня, губы, высокая грудь, тонкая талия и длинные, стройные ноги. Невероятное сочетание нежной очаровательности с убийственной сексуальностью. И мой дедушка повёлся на всё то показное великолепие в сочетании с милейшей, практически овечьей кротостью.
На самом деле Луиза ла Асолье не была хорошей. Вообще, далека от этого понятия. Она оказалась страшно алчной и злобной мегерой. Любить эта женщина могла только себя и деньги. Ну ещё власть, что эти деньги давали.
Пока дедушка был в сознании и вполне бодр, она умело скрывала свой истинный нрав, но стоило ему слечь с инфарктом, как началось. И чем реже старый лорд приходил в сознание, тем более стервознее становилась мадам Луиза.
Мы свернули за угол и остановились перед дубовой дверью. Настоятельница – Мария Вега, вынув из широкого кармана своей тёмно-синей рясы увесистый ключ, вставила его в замочную скважину и, дважды провернув, толкнула дубовую створку.
– Проходите, леди ла Асолье, мисс Джейн, прошу, – пригласила она нас внутрь своего кабинета.
Мы гуськом, друг за другом перешагнули невысокий порог, и после короткого кивка хозяйки, уселись на твёрдые, холодные стулья. В небольшом камине весело горел огонь, немного разгонявший сумрак в аскетически обставленном помещении. Три стула, рабочий стол монахини, плетёный коврик на полу, парочка навесных полок, вбитых в каменную стену, заполненные свитками и стоящими в один ряд бережно хранимые от пыли и насекомых фолианты.
– Я к вам приехала по очень важному делу, – не стала тянуть кота за хвост моя «бабушка» и сразу же заговорила о важном, я же уже догадалась, зачем она меня сюда притащила, – моя, мхм, внучка дурна нравом и хабалиста, – начала она с главного, я не удержалась и закатила глаза к потолку, что не осталось незамеченным от острого взора матушки Марии.
– Вижу, дочь моя, правду говоришь, – вставила она своё меткое "фи". – Но вы продолжайте, я вас внимательно, очень внимательно, – подчеркнула настоятельница, – слушаю.
– Благодарю, матушка, – улыбнулась Луиза, – так вот, пока мой дражайший супруг находится без сознания, да ниспошлёт ему Всевышний полное исцеление, вот я и решила заняться перевоспитанием нашей внучки, чтобы Патрик, как только очнётся, возрадовался наступившим переменам в характере Джейн. Дорогая, – обратилась она ко мне, при этом умудряясь смотреть вроде и на меня, но всё же куда-то мимо, – ты здесь, чтобы добрейшие монахини взрастили в тебе благородные качества, кои должны приличествовать юной леди. И чтобы твой дедушка смог оценить мой вклад в твоё развитие, как только он придёт в сознание.