Ступая на носочках, словно кошка, босыми ногами по холодному каменистому берегу и вдыхая запах жизненного обыкновения, она размышляла о том, что люди напрасно усложняют своё и без того серое существование. Почему они настолько неправильные, неидеальные, несовершенные? Чем сильнее любят, тем сложнее прощают. Любимых обижают, а врагам улыбаются и недоброжелателям уподобляются. Человеческий срок не предполагает расточительства, но они разбрасываются им впустую, будто будут жить столько же, сколько расы Алиандра. Богиня завидует своему оппоненту, ведь и она могла создать что-то более интересное, чем обычных людей.
Каллистрата не видит, но слышит звучание ветерка, который образует из пространства её соперника.
– Это ещё не победа, Алиандр, не радуйся, – проговорила она, не поворачиваясь к нему лицом.
Он подошёл к ней ближе, со спины, и положил руки на её нежные оголённые плечи.
– Мы можем сделать вид, что спора не было, – прошептал он рядом с её ухом, – забыть всё.
– Ты можешь просто сдаться? – спросила она вкрадчиво, сбрасывая его руки и поворачиваясь к нему лицом.
– Что ты задумала, Каллистрата, ответь. Падший ведь здесь не потому, что ты его пожалела или тебе стало скучно?
– Откуда в тебе столько любви к ним, Алиандр? – бросила она ему, отворачиваясь.
– Я не позволю тебе разрушить наш мир! – крикнул он ей в спину.
Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Тургенев И.С.
Джордан
Малышка моей так и не стала: сбежала, истекая кровью, как раненая птица. Тысячи ножей вонзились в мою спину, но я заслужил их, ведь я принимал её за свою вещь, а она, вопреки всему, продолжала любить чудовище. Я вспомнил себя. Вспомнил, кем являюсь, но моя зависимость от её любви не исчезла, она выросла стократ и стала неподъёмной для моих плеч, она давит и мешает дышать.
Уже несколько недель Рейни со Штормом кочуют с острова на остров в поисках убежища. Моё кромешное Альтер-эго всегда находило их, слышало её жалобные ночные всхлипы, которые упорно не выходят из головы, словно прибиты там гвоздями. Невыносимо больно видеть её боль. Все попытки поговорить оказываются бесполезны. Шторм, подобно цепному псу, и на метр не подпускает к своей хозяйке, видя во мне абсолютное зло.
Вызывает ли это желание уничтожить Карстак? Да! Я хочу весь мир обрушить на головы Халлса и Сары, Каллистраты и Алиандра за то, что посмели вмешаться в мою жизнь. Но больше всего я ненавижу самого себя. Нужно быть честным с собой – в случившемся виноват только я и никто больше. Жестокая угроза Каллистраты убить Рейни, если я оступлюсь, посадила меня на незримую цепь, а Рейнхара стала моим ошейником, удавкой. Но эта удавка не на шее, а на сердце. Разве так бывает? Одна когтями выдрала мою бьющуюся плоть, другая – заставила мёртвое сердце биться, чувствовать, пылать и страдать. И только сейчас я смог осознать – к Мариангеле я и близко не испытывал столь незнакомых ярких и нежных чувств. Считая Мари своей собственностью, решил, что только я имею право владеть ею, мне было плевать на её желания, мне нужно было просто посадить её в свою клетку. Сейчас я сам оказался в клетке из-за девчонки с синими, как безмятежное море, глазами.