В бездонном ясном небе парил одинокий орёл. Степенно, не взмахивая крыльями, а лишь двигая несколькими невесомыми пёрышками, он менял свое положение в воздушных потоках и то взмывал вверх, то опускался вниз. Его величественный полёт властно приковывал к себе внимание и завораживал.
Орёл в этом чарующем полёте скорее был похож на посланника свыше, чем на летающего хищника. Эта огромная и тяжёлая птица парила в небесной выси, словно под воздействием некой мистической силы.
Вот такая эклектика – картина была классическая, пейзажная и сюрреалистичная одновременно. Что называется – все тридцать три удовольствия сразу. Описывая круги, орёл мог наблюдать огромное скопление крупных объектов неведомого ему предназначения – БМП, БТРов, танков и другой боевой техники.
Вопреки отсутствию в них жизни, те железные коробки гремели и скрежетали, урчали и рыкали, как неведомые звери. Возле них суетились мелкие существа немного крупнее архара, на двух ногах и одинакового окраса – это были военнослужащие в полевой форме.
Его полёт был исполнен хищного предвестия неминуемого события – чьей-то жертвенной смерти ради его орлиной жизни. Он, одинокий и гордый, зависший над боевой техникой оперативной группы, напоминал в своём ритмичном, целенаправленном движении некоего назначенного свыше наблюдателя.
Внизу, под парящим орлом, по грунтовой дороге, постоянно утыкаясь в солдат, совершенно не обращающих на машину внимания, двигался БТР под номером «300» с экипажем, сидящим сверху. Водитель сигналил и стремился продавить себе дорогу, но получалось плохо: вся территория «стойбища» была нарезана на установленные участки земли для стоянки ротных колонн, и они на этой земле чувствовали себя полноправными хозяевами.
Все те подразделения были «чужие» для экипажа 300-го, и их бойцы крайне неохотно уступали ему дорогу, хотя сама та грунтовка проходила сзади общего построения машин и лишь разделяла стоянку с известной по человеческим потребностям санитарной зоной.
Один из солдат, сидящий на броне 300-го и не опалённый ещё ни разу пороховыми дымами боёв, сказал:
– Им это чё-то совсем не нравится, что мы тут едем… Когда они хезать* шастают.
*хезать (молодёжный жарг. восьмидесятых годов ХХ века) – ходить по-большому
Своей наблюдательностью «блеснул» башенный пулемётчик, который недавно прибыл в часть после учебки вместе с другими молодыми. К нему прижилась кличка «Молдаван», потому что был он типичным представителем своего народа: по-детски наивным, неунывающим и юморным, добродушным, дружелюбным парнем.
Водитель Женя, молодой, беззлобный и располагающий к себе киргиз с ухватками опытного воина и почему-то бледной для азиатов кожей ответил:
– Я не Дембель Неизбежный, чтобы всем нравиться, – при этом звучали нагловатые и дерзкие нотки старослужащего солдата, но как-то наигранно, не по-настоящему.
Бойцы рассмеялись. А другой молодой – Вася, родом из Москвы, также необстрелянный, попытался сыграть в «бывалого» и брякнул:
– Ага, и не пузырь водяры, чтоб всем наливать.
Но шутка не задалась – рано по срокам службы было так шутить, поэтому смеха не вызвала.