«Большая черная птица вскочила на голову. Кажется, так выглядит ворона. Она больно впилась когтями в затылок и нахально поглядывала на меня круглыми блестящими глазами. Ей этого оказалось мало, наглая птица принялась клевать в висок»…
Женщина определенно проснулась. Рука смяла полотно. Она поняла, что где-то лежит. Свежий ветерок приятно обдувал лицо. Но голова! Она не просто болела, раскалывалась от боли! Не хотелось открывать глаза. Усилием воли она разлепила налитые тяжестью веки. Она действительно лежала на небольшой кровати, укрытая простыней. Рядом с кроватью стояла высокая палка, тонкая трубка от которой тянулась в правую руку. Стены салатного цвета и белый потолок в узкой незнакомой комнате. Она что, в больнице? Как же болит голова!
– Ух ты, проснулась! – раздался голос со стороны окна.
На краешке её кровати, придвинутой вплотную к раскрытому окну, стояла на коленях молодая девушка. Вернее, колени стояли на кровати, ступни свешивались, а сама девушка лежала животом на подоконнике, высовываясь в окно.
– Извини, я тут на твоей кровати расположилась. Ты все равно спишь, а ко мне Пашка вот-вот прийти должен, – торопливо объяснила она. – Меня Полина зовут, а тебя как?
Она напряглась. «Соня, кажется, меня зовут Соня». – Пронеслось в голове. – «Или нет?» Невозможно думать о чем-то, когда невыносимо болит голова.
Она устало закрыла глаза. Сквозь сизый туман женщина с узким породистым лицом ласково посмотрела на неё. Выразительные серые глаза, пепельные волосы собраны в небрежный узел на макушке, тонкой рукой она поправляет выбившиеся прядки мягких волос. «Вероника, Ника, доченька», – зовет она её.
«Мама? Это же моя мама!»
Она резко открыла глаза.
– Меня зовут Вероника. Ника.
– Вот и хорошо, познакомились, – девушка спустилась с окна. – Я позову медсестру. Ты вторые сутки спишь. Думаю, тебе снотворное капают. Надо сказать, что ты проснулась.
Полина встала перед кроватью Ники. Ничего себе! В какой же переделке побывала эта девушка? Правая рука в гипсе, голова забинтована, а на половину лица лег один сплошной багровый синяк. По контрасту вторая половина лица, где нет отека, сияет молодой гладкой кожей. Губы яркие, сочные, а зеленоватые глаза обрамлены густыми темными ресницами. «Она совсем молодая, от силы – 20 лет».
– Мы в больнице? – Спросила Ника.
– Да, в районной, в Ордынке. Где же еще можно быть в таком виде?
– А что с тобой случилось?
– На машине с Пашкой ехали, в аварию попали. Пашке хоть бы что, а я здесь оказалась. А у нас с ним свадьба через месяц.
– А я?
– Тебя из реки выловили. Головой ты сильно ударилась, и ребра треснули, я слышала, врач говорил. Документов при тебе не было. Тебя фотографировали, чтобы фото по телевидению показать и в газете местной напечатать. Хорошо, что ты проснулась и всё вспомнила. Щас, за медсестрой сбегаю.
Полина выскочила из двери. «Вспомнила. А что я вспомнила? Что меня зовут Вероника. Мама называет меня Ника. И все! Больше ничего не помню».
Ника закрыла глаза. Хорошо бы сейчас к маме. Но мамы нет. Она умерла. Ника уверена, знает точно, что мама умерла. Сердце больно сжалось, и слеза скатилась по щеке. Но кто-то у неё есть? Дима! Кто это? Чье-то лицо стало проступать, как сквозь туман…