Читать Заповедь

Батюшки бывают разными. Есть добрые батюшки, есть сердитые, есть… Да всякие есть.

Отца Илью Господь создавал явно для свершения Таинства исповеди. Но не мне судить, думайте сами.

 ***

 Из всех заповедей отец Илья считал одной из главных: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Разумеется, после заповеди о любви к Богу.

 Все исповеди он старался подвести именно под эту заповедь о любви. Потому что – если нет любви, то зачем тогда все?

 … Очередь на исповедь растянулась надолго. Толстой змеей она вилась по храму к аналою, где исповедовал отец Илья. В другом конце храма скучал отец Иннокентий. К нему исповедники подходили редко, в основном новенькие.

– Уж больно добрый он, отец Иннокентий наш. И хорошо это, да для исповеди плохо, – так рассуждали прихожане. – Вот если на крестины его, или на похороны – самый раз. А так… Добрый слишком. Жалеет всех, не исповедует как следует.

 А отца Илью боялись, но шли. Вот и пойми этих прихожан.

 ***

 Вот к батюшке подходит совсем молоденькая девушка. Девочка, можно сказать. Лет тринадцати. Начинает что-то еле слышно бормотать.

– Громче! – велит отец Илья. – Не слышу я тебя!

 Девочка начинает говорить громко, да так, что слышит вся очередь. Оказывается, она стащила у мамы из кошелька деньги на какие-то свои девчачьи мелочи.

– Ну и чего ты кричишь? – вопрошает недовольный батюшка. – Весь храм тебя слышит!

 Девочка, не понимая, как же надо разговаривать, замолкает совсем.

 А батюшка, взглянув на толпящихся исповедников, кричит:

– Ну и что вы тут встали, как за колбасой! Идите вон туда, к мученику Трифону, и молитесь там! Вызывать буду!

 Очередь послушно сгрудилась возле иконы великомученика Трифона, но молиться никто не стал. Все стояли и смотрели на несчастную девчонку. Слышимости теперь не было никакой, приходилось читать по губам. А как? У батюшки борода, девочка стоит спиной.

 И вдруг раздается рык батюшки.

– Так в чем каешься-то, чадо?

 Девочка, присев от неожиданности, что-то лепечет.

– Не то! – морщится батюшка. – Украла – да! Каешься? Хорошо. А еще?

 Девочка теребит кончики косыночки и, похоже, молчит.

 Молчит и отец Илья, внимательно разглядывая исповедницу. Наконец ему надоедает ждать и он снова рычит на весь храм:

– Еще в чем каешься?

 Девочка что-то шепотом отвечает.

– Не то! – опять недоволен батюшка. – Да, обманула! Каешься? Хорошо! А еще?

 Судя по телодвижениям девочки, та начинает плакать. Отец Илья доволен. Даже под густой бородой видна его улыбка. Морщинки на лбу расходятся, он ласково гладит девочку по голове.

– Ну, милая моя, соображай! Соображай! Смотри, сколько у меня народу!

 Девочка, собрав последние крохи мужества, поднимает глаза на батюшку и, громко всхлипывая, отвечает:

– Я не подумала, что маме эти деньги нужны на продукты. А раз я подумала о себе, а не о ней, значит, я ее не люблю…

 Тут исповедница разрыдалась в голос, очередь заволновалась, зашевелилась, разгневалась даже – довел ребенка!

 А счастливый батюшка уже читал разрешительную молитву.

 Разрешив девочку от греха, он доброжелательно говорит:

– А ведь на самом-то деле ты свою маму очень любишь, правда? – счастливая зареванная девочка кивает головой и улыбается. – Ну, иди причащайся!

 Отец Илья полагает, что к Причастию надо допускать практически всех. Ведь если не будет поддержки Божией – человек падает все ниже и ниже. Один, два, пять раз не причастился – и глядь, ему уже все равно. И исповеди не получаются. И теплохладность приходит. А потом и вовсе этого человека в храме не увидишь. Так, забежит на две минутки, свечку поставит – и прощай, душа!