⇚ На страницу книги

Читать Дневник. Продолжение

Шрифт
Интервал

Небо! Лей на нас свет златого солнца
Или твоих облак густую влагу,
Лишь гони далече осенним ветром
Мрачные тучи.
Ты скажи, о дева, что благосклонна,
Или покажи мне свою досаду,
Но не будь безмолвна, как эти тучи
Осенью хладной.

От автора

Эта книга часть целого, названного дневником,

распространение остановленного.

Незавершённость дневника предполагала, или хотя бы

допускала, движение.

Так возникло продолжение. Продолжение, в котором

действовало время.

Её устройство просто. Один последний год – двенадцать

месяцев поочерёдно.

Нарушение допускаю в начале, рифмуя «портреты»

и предваряя январь осенним авторским признанием.

Вступление – вход в «целую жизнь» – оставляю

неизменным, убирая гласную из последнего слова, как

и было у сочинителя.

На пересечении же лет, конца и начала, встреча

с мировосприятием Николая Карловича Метнера вложила

в обращение родственное звучание:

«Не тогда живёт мысль или произведение, когда выходит

в «свет», а когда воспринимается близким другом

и доходит до него». И – не прямая речь – человек нового

времени не внимателен, но любопытен. Внимание требует

усилий,

оно направлено «в глубину смыслов и собирает их в целое,

в единство».

А любопытство рассеивает, «склонно к купюрам смыслов».

Укрепившись поддержкой друга, с надеждой на слышание

и благодарностью готовым расслышать завершаю вторую

книгу, не освободившись от сомнения в её полном праве

на вольную жизнь – автор.

Я н в а р ь 2 0 1 1

ПОРТРЕТ

Предчувствую дыханья высоту —
момент неуловимого паренья.
Оставьте незадачливые пренья —
когда-нибудь и это я сотру.
Когда-нибудь сотрёт меня и нас
та даль, какой лицо ещё запретно.
Но и тогда, не закрывая глаз,
я буду удивляться вам с портрета.

ХРЕСТОМАТИЙНА БЫЛЬ…

О жизнь, о хрестоматия, о тайн
заветное число, немыслимое люду!
О человек. Изнашивать, латать
и снова разрывать умеешь люто
иль яростно, что, кажется, одно.
Упрямо опускаешься на дно,
упрямее не хочешь расставаться…
Обмениваешь лампочек стоваттных
немереное множество за жизнь…
А с солнцем повстречаешься поближе,
лишь губы обожжённые оближешь
и смотришь, как заезжий пейзажист
на жизнь саму, не глядя на Источник.
Ты светом электрическим испорчен…
Но жалостью исполнен твой Творец —
чирикаешь, как в домике скворец.

C е н т я б р ь

О СТИХАХ

Л. Викулиной

«Это дети твои» – я услышу, руками всплесну —
«Как же их накормить, обиходить такую ораву?».
Но закинута сеть, и иду прямиком на блесну,
и уже припадаю, и пью медовую отраву…
Отвалившись, как червь, погрузневший от крови, пчела,
отдающая яд, – всё одно! – сообщенье до сути,
стихотворец молчит – без него наконец началась
эта новая жизнь, ну а сам обессилен досугом.
Их всё больше, и всё тяжелей вспоминать имена.
Ты и полнишься, и остаёшься покинутым домом.
И попросишь опять: «Заберите ещё из меня…»,
и прикроешься сам от себя новорожденным томом.
Это дети мои. За проступок отвечу сполна.
Накормлю, напою, уложу после трудной работы…
Повторяя теперь, как и прежде: «Прости! Ис полла!
Лета многая. Вам остаюсь и творцом, и рабою».

28 с е н т я б р я

«Уйти из декабря – соблазн. Соблазн…»

Уйти из мрака – вот соблазн…

Уйти из декабря – соблазн. Соблазн —
остаться и прожить. Декабрь не шутит.
Не скроешься, и выпорхнувши, с глаз
Создателя – тогда зачем и шуму?!
Не прятаться! Пред Ним стоять, любя.