Только шаман может духов слышать. Это все знают. Может, но не всегда хочет.
Пригласила Кауха к себе шамана и говорит:
– Молоко у меня прокисает. Раз прокисло, два прокисло. Может, ты с духом кувшина поговоришь?
И указывает на огромный глиняный кувшин, что наполовину в землю зарыт. Сколько лет кувшину, а ни вмятины, ни трещины на нем.
– Оставь меня, женщина, со своими глупостями, – ответил ей шаман. – Звезда на небе погасла. Что это значит? Думаю теперь.
– Звезда, говоришь?! – Завелась Кауха. – Звезда далеко. А молоко вот оно – воняет. Зачем тебе только оленину каждый день дают, если ты с духом глиняного горшка совладать не можешь?!
Обиделся шаман, ушел.
– Мама, оставь его! – Успокоил ее Вереск. – Не видишь? Не до нас шаману, – и добавил совсем тихо. – Я с духом поговорю.
– Да ты с ума сошел! – женщина всплеснула руками. – Нельзя тебе с духами говорить! Только шаману можно. Кроме него никто духов не слышит.
– Я слышу! – упрямо наставал Вереск.
– Ты как твой отец! – И мать почему-то заплакала.
Отца Вереск не помнил, а жалко. Веселый, говорят, человек был. Непутевый, но веселый. Кауху отговаривали к нему в жены идти. Уж больно он хилый был, да болел часто.
– На кой он тебе? – причитали женщины ее родительского племени. – Вон, посмотри, сколько хороших охотников вокруг.
– С ними скучно, – спокойно отвечала Кауха. – А с этим весело.
– Скучно ей! Заживешь своим шатром, не до скуки будет. То один ребенок подоспеет, то другой.
Отец издалека пришел. Никто не знал, откуда. Его в племя принимать не хотели, потом приняли. Он рассказывал про другие страны, какие там разные животные и растения. Мать слушала, так и прилипла к нему сердцем.
Вскоре Вереск родился. Отец радовался, но недолго. Умер быстро.
С тех пор Кауха никого не подпускала к своему костру.
Мать по делам ушла, а Вереск к кувшину подкрался. Запах оттуда доносился, хоть нос затыкай.
– Эй! Ты там?! – робко позвал Вереск.
Поверхность молока всколыхнулась.
– Чего тебе? – раздался из кувшина ворчливый голос.
Вереск совсем осмелел.
– Ты зачем молоко портишь? Мать за дикими козами по всему долу гонялась. Молоко чтобы добыть.
– Скучно мне, – ответил дух. – Целую вечность в этом кувшине сижу. Ничего кроме молока вашего не вижу.
– И что теперь?! – Грозно прорычал Вереск. – Молоко нам портить?!
– И буду портить! – помолчав, ответил дух.
У матери уже волосы на солнце серебрятся, а прыгает по камням точно девчонка. Охотники на нее заглядываются. Другие женщины злятся, что безмужняя она. Срам да соблазн сплошной.
– Большой ты у меня стал, – Кауха положила руки сыну на плечи, да еле дотянулась. – Скоро тебе в мужской шатер переезжать.
– А ты как же? – Насторожился Вереск. – Кто тебя оберегать будет?
А еще Вереск про молочного духа подумал. Как он тут один останется? Совсем в своем молоке закиснет.
Не хотел Вереск в мужской шатер. Заглянул он туда однажды. Запах от пота с ног сшибала. А от шуток про женщин зубы сводило.
– Тогда женись поскорее, – посоветовала мать. – Своим шатром заживи. К нам племя Ветвистого Оленя скоро в гости нагрянет. Выбери себе невесту по душе.