Казак Емельян Пугачев родился в Зимовейской станице Войска Донского. Родители его жили в бедности, занимались хлебопашеством.
Емельян – парнишка озорной, любил драки, преотлично воровал на бахчах арбузы, лихо ездил без седла, умел попеть и поплясать. Отец его, Иван Пугач, да и старики-станичники говорили ему:
– Ну, Омелька, казак из тебя добрый будет… Расти, брат! Турку бить пойдешь…
– Я в Запорожье утеку, в Сечу, – отвечал парнишка, поблескивая темными, большими, чуть раскосыми глазами.
До их станицы иным часом долетали кой-какие вести об удивительных воинственных людях, живущих по Днепру, – на островах Хортице и Тамаковском да по речке Подпильной.
Как-то в летнюю пору Емельян со сверстниками забрался на островок, что против их родной станицы.
– Запорожцы! – кричал он детворе. – Тут Запорожская Сеча будет у нас. Вали все добро в кучу. Оно общее. А я кошевой атаман – Омелька Грозный… Ежели кто украдет – того на раду, на суд, камень к ногам да в воду… Во как у нас!
Ребята складывали в кучу сухари, лепешки, яйца, Васька-сосед баклагу пива притащил, Ерошка – одноглазого живого петуха (привязали за ногу к тачке). У всех луки, стрелы, копья, деревянные сабли.
Гостила о ту пору в Зимовейской, у своей тетки, ледащенькая девчонка из соседней станицы Есауловской. Мальчишки и ее уманили с собой, хотя Омелька знал, что в настоящую Сечу бабам впуску нет.
Соньке он сделал снисхождение.
По приказу атамана она остригла ему овечьими ножницами голову, оставив только на темени клок волос – чуприну.
– Оселедец зовется, – пояснил Омелька Грозный. Он наклеил себе из конского хвоста запорожские усищи, взял в руку палку с воткнутым на конце зеленым яблоком. – Это по-казацки буздыхан зовется, булава. Кто меня не станет слушать, чалпан долой с плеч.
Одноглазый петух то и дело распевал «ку-ка-ре-ку», а к вечеру, когда запорожцы проголодались, певуну оттяпали голову, ощипали его. Костер горел ярко, от котла с петухом вкусный пар валил. Запорожцы наелись, стали пить пиво. Хотя пива было маловато, но все по казацким обычаям притворились пьяными, ходили по острову в обнимку, пели песни. Васька дернул Соньку за косичку. Сонька закричала, смазала Ваську ложкой по щеке, тот заплакал и дважды ударил девчонку кулаком в нос. Девчонка замотала головой и тоже заплакала.
Из кустов выскочил атаман Грозный.
– Эге-ге… Соньку забижать? Ладно… – Он созвал всех на раду, в круг, взял булаву с объеденным кем-то яблоком.
Васька присужден был к розгам. Спустили с него штаны и дали дерку.
– Плакать не моги, а то камень к ногам да в воду…
Сонька торжествовала. С умилением она посматривала на длинноусого запорожца, защитника своего, атамана Грозного.
– Сеча, спать! – приказал Емельян. – А чуть тревога, все вскакивать. Сей ночи будем брать в полон Царьград с турецким султаном. А встретятся молоденькие туркини – тоже хватай в нашу Сечу. На хорошеньких поженимся…
Сонька сразу сникла и надулась. Исподлобья посматривая на Емельку, она сказала:
– Дурак стриженый. Баран! Вот ужо-ужо матке скажу, она те вздует… И про петуха скажу.