⇚ На страницу книги

Читать Истории уютного двора. Детство

Шрифт
Интервал

Али-баба и детский мат

Помните, как у Сергея Михалкова:

«Дело было вечером,

Делать было нечего…»?

Конечно, это творческая фантазия и «из песни слова не выкинешь», но всё-таки ситуация довольно странная, ведь нормальные ребята всегда найдут себе заделье во дворе!

Особенно, если двор уютный, окружённый с четырёх сторон домами, хоть по структуре своей и проходной, да только идти некуда – тупик. Дворик не захламлённый, посреди – правильная, с изгибом, горка, крашенная в тёмно-голубой цвет: и подлодка, и самолёт, и дом, и крепость для ребят; ещё песочница есть метр на метр, но она для малышни, ещё, конечно, верёвки для сушки белья – там, среди хрустящих пододеяльников и простыней, можно устроить настоящий лабиринт (только надо дождаться, чтоб бабулечки ушли телевизор смотреть, а то крика не оберёшься). Чуть сбоку выстроились шесть гаражей, аккуратно примыкающих друг к другу – без щелей, без обвалившихся простенков, этакий форпост, на который взобраться можно, лишь когда зима выпадает снежная-преснежная и наметает горку, по которой и попадают сорванцы на крышу. А по-другому никак – у деревьев рядом сучьи все поспиливали, чтоб ребята не поубивались. Зимой-то можно, уж коли намело столько, что на крышу ход образовался, то и падать в сугробы нестрашно (зимой-то машины в гаражах стоят, дворник даже перед воротами не чистит). Словом, раздолье, да и только!

Но летом особенно славно – народу во дворе много: у детей каникулы, а значит, домашки нет, выходят даже школьные «зубрилы», что весь учебный год над тетрадками корпят, выгоняют родители из квартир и «читарей», которых не оторвать от книг в любое время дня и ночи, приезжают из больших городов внуки к бабушкам и дедушкам, «свежим воздухом дышать» – это странно, конечно, ведь в городе В. полно заводов и фабрик, но в больших городах он почти за деревню считается.

И чем жарче на улице, тем меньше взрослых: пожилые люди спасаются от солнца в недрах квартир за закрытыми окнами, сверкающими серебряной плёнкой, мамочки, наоборот, распахивают ставни, ставят посреди комнаты тазики с водой и позволяют своим малышам брязгаться в них. Прочие взрослые на работе. А дети, хоть и мечтают о прохладе, но на речку не убегают – слишком далеко. Надо сперва выйти на Грибоедова, доехать две остановки до парка, потом пройти его, обогнув станцию юннатов, а затем топать ещё с километр вниз по крутой горке под палящим солнцем да через дачи – и только потом будет речка и пляжик с обжигающим песком. Словом, только подростки туда хотят без родителей, остальные ждут взрослых – хорошо, что они после душного рабочего дня сами рады выбраться к воде.

Впрочем, дети всегда найдут, как охладиться – тут в ход идёт и поливочный шланг, брошенный под деревья дворником, и водяные пистолетики, и мокрые майки, натянутые на загорелые тела. Ребята согласны даже на дурацкие панамки, лишь бы только домой не идти да под деревьями не прятаться – с веток спускаются на тонких нитях откормленные гусеницы прямо на голову (фу-у-у!).

И даже когда совсем тошно от вездесущего солнца, когда обгорелые носы и плечи рдеют ярче вишни, когда брови и волосы выгорают до соломенного хруста, никто не расходится по домам, потому что идеи для игры не заканчиваются никогда. Вот девочки, стремясь примерить взрослые социальные роли, затеивают свои «дочки-матери», и хотя мальчишкам малоинтересно изображать собственных отцов, но закон двора непререкаем – игру, предложенную большинством, не критиковать. Зато потом можно с чистой совестью втянуть девчонок в войнушку и заставить ползать по земле, подбирая раненых. А сколько ещё забав: и экспедиции в тропиках, и «неуловимые», и морские приключения с Туром Хейердалом, и полёт в космос – всё, о чём вещает телевизор, о чём говорят взрослые, собираясь вечерами, всё перевоплощается в игры, просеиваясь сквозь детский опыт и расцвечиваясь ребячьей фантазией.