ЭПИГРАФ
А утром был снег, густой и белый,
Вроде весна пришла, а земля белела,
В меха горностая рядилась вся…
И вместо нежных, первых лучистых,
Апрельских подснежников, кипельно-чистых,
Снежинки в лесу распустили
Свои хрустальные листья.
Маленькие цветы
Искрящейся красоты льдинки
Раскрыли бутоны – пушинки…
Стало холодно!
Послышались стоны, скрипы,
Тяжёлых, простывших в нот хрипы.
Вы не ослышались – «НОТ!»
Штраус искал ритма ход
Потерянных партитур.
Шёл тихий и медленный интеграл,
Ногами вяз в снег, мёрз, хромал…
И минус на минус плюс не давал.
Чёрный на белом снегу концертный фрак,
Ноты своих партитур растерял,
По следу бродил, как пёс,
Надеясь на острый нос, тянул им в откос.
Иоганн шёл по пьесам,
Шёл лесом Венским,
По остротам и шуткам женским, по смеху,
Тонувшем в бокале вина…
Помада на стекле фужера, вишней таяла…
Стекавший по стеклу рубин
Рот страстный пригубил,
Тех, кто винил, кто обратил ноты в винил,
Чёрным диском пластинки закрыл
Великого гения!
По снегу и на морозце
Глазами полными слез,
Как листья, ресницы купая в росе,
Он просил меня помочь вернуть пьесы все!
Потому шёл дождь – глухою стеной,
Потому сыпал снег слишком густой,
И смешалось всё одним днём,
Иоанн закрывал меня от всех
Собственным щитом – МУЗЫКИ!
В горсти насыпал мне свои стихи музыки.
Взял батуту МАЭСТРО,
Взмахнул рукой гордо,
И снег под музыку шёл,
Он бил все рекорды,
Ходил по аккордам, мажоры дробил…
И дробью градовой грязные руки бил
Тех, кто его губил.
Падали ноты гвоздями длинными в снег,
Вонзались чёрными шляпками вверх,
Кто-то невидимый их отдавал,
Словно снег к земле прибивал.
– Верните музыку!
На входе в театральный зал
Великий Штраус вальсы раздавал.
Иоганн – он словно жил в этом дворце!
В каждом канделябре, каждом изразце, фреске,
В резьбе багетных рам,
Мягкой драпировке занавески, бархате кулис…
На балконах, ложах, портере
И даже в конце зала, на галере, дух его царил,
Словно он один здесь хозяин был!
Король вальсов был жив, он в вечности жил,
И, гостей усадив в зал,
Вновь и вновь классикой нот звучал!
В мелодиях живого исполнения
Мелькали альфы, домры, флейты, скрипки, смычки…
Играли музыканты в дудочки…
И дирижёр в парадном фраке,
Прошитый пульсом музыки, стопою отмерял щелчки,
Протопывая важно каблуком размеренные длительности нот,
Усиливая стуком гилли ритмичный вальса ход.
Кружились пары по фойе, по лакированной канве паркета,
И в чудных обертонах частота, как изобилья высота,
Горит на золотом сеченье и разрастается верченьем,
Раскрывая мелодий грань для каждого,
Кто хочет раскрывать в себе самом скрижали важного.
Из-под гаде, что обтянули тканью бедра узкие,
Раскрытых книзу юбок, в сборах рюшами,
Волнистых от пришитой лески в край,
Закрученную слинкою спираль,
Несли на тонких стройных ножках танцовщиц
Балетных туфель каблучки – невысокие «рюмочки»,
Сквозь своды – облучков, украшены цветами,
Порхали ножки, словно крылья бабочек летали,
Ну до чего ж легки, в сетчатых чулках,
Бабочки в капроновых сачках.
Скользило следом в пол боа, летело да мело,
Сплетенное из страусиного пера, шлейфом падало.
Раскрыли дамы веера, пером прикрывши томность глаз,
Ресниц густых, чуть прикрывал соблазн,