Скромный служитель алтаря приветствует вас, сын мой. Исповедь – великое дело… – ласково проговорил тучный, упитанный настоятель-ксендз… N-ского варшавского костела, когда перед ним за исповедательными ширмами предстала высокая, стройная фигура молодого красавца графа Болеслава Ржевусского, сына местного магната. – Облегчите свою душу чистосердечным покаянием.
– Я прихожу к вам, отец мой, в последний раз… – несколько неуверенно начал молодой граф.
– Почему в последний раз?
– Потому что я люблю и скоро собираюсь жениться.
– Но разве женатые не исповедуются, сын мой? – удивленно вырвалось у служителя католической церкви.
– Вы не дали мне докончить. Я люблю русскую, я собираюсь жениться на православной.
Лицо ксендза как-то сразу потемнело и сделалось угрюмо-суровым.
– Что ж… – усмехнулся он. – Таких случаев, к прискорбию, немало… Это – дело вкуса и известного влечения. Но, конечно, вы сами будете пребывать в лоне святой католической церкви?
Молодой граф отрицательно покачал головой.
– Нет… – твердо произнес он.
– Как?! Вы…
Ксендз-исповедник даже отшатнулся, отпрянул от молодого человека.
– Я перехожу в православие. Родители моей невесты ставят непременным условием нашего брака мой переход из католичества в православие.
– И вы? – сурово, гневно спросил один из верных слуг ордена Игнатия Лойолы[1].
– И я принял это условие.
Какие-то хриплые звуки вырвались из груди духовника-иезуита.
– Я… я не верю своим ушам… Я не хочу, не могу этому верить, вы шутите…
– На исповеди не шутят, отец мой… – серьезно ответил молодой граф.
– Вы, вы – единственный отпрыск высокочтимого рода Ржевусских, самых пламенных и верующих католиков, переходите в иную, чужую веру?
– Чужая вера? Что это за странное определение, отец мой? Разве Бог – не один и тот же? Разве есть специально православный Христос и специально католический Христос.
– Не смешивайте Господа с церковью! – гневно прошептал исповедник.
– Я вот именно и не смешиваю, это делаете вы, разделившие Христа на разные алтари разных церквей… – в тон ему ответил взволнованно граф.
– Берегитесь! Вы богохульствуете.
Глаза фанатика-ксендза загорелись бешеным огнем.
– Я? Вы ошибаетесь. Если бы я переходил в магометанство или в иудейство – я мог бы понять взрыв вашего негодования, вашей духовной скорби. Но я перехожу в ту веру, которая высоко чтит Бога Христа. Что же это вас так устрашает, отец мой?
– Вы переходите в веру тех, которые являются врагами нашего народа, ваших отцов, матерей, сестер и братьев.
– Позвольте, отец мой, вы затрагиваете уже ту область, которая менее всего может касаться вопроса веры, религии: вы переходите на политику. Но разве это уместно здесь, в храме, на исповеди, перед святым Распятием? Или католическое духовенство отлично совмещает в себе служение политическим интригам со служением Богу?
Лицо ксендза стало багрово-красным.
– Еще раз повторяю вам: берегитесь! Вы начинаете издеваться над священнослужителями католической церкви. Вы с ума сошли! О, я узнаю в этом проклятое влияние православных изуверов… Сколько вы получили наставлений от их попов?..
– Мне стыдно за вас, отец мой… – отчеканил молодой граф. – Вы – слуга Милосердного Бога – позволяете себе предавать проклятию в святом месте таких же правоверных христиан, таких же христианских священнослужителей, как и вы сами.