Аиша
— Выпустите меня! — стучу кулаками в дверь. — Откройте! Отпустите! — развернувшись спиной, теперь долблю ногами. — Вы не можете меня тут запереть! Не имеете права! Я больше не принадлежу вам, — хриплю, захлебываясь отчаянными слезами. — Вы не можете… Слышите меня? Хоть кто-нибудь есть в этом проклятом доме? Выпустите! Отдайте мне мою жизнь. Вы от меня отказались. Помните? Вы отказались! Отец! Мама!
Всё бесполезно. Меня трясёт в истерике, но никому нет до этого никакого дела. Колени дрожат. Сажусь на пол, закрываю лицо руками и поскуливаю от страха, кусая в кровь губы и задыхаясь от недостатка кислорода. Горло сдавило. Я попросту не могу протолкнуть очередной вдох дальше. Выдохи рвутся, а голова кружится всё сильнее.
Я ничего не понимаю. Чуть больше месяца назад меня изгнали из семьи. Я стала свободной. У меня только появились первые друзья. Мне… чёрт, да мне мальчик понравился! Кареглазый, спортивный. Не наш. Русский. Но какая разница?
Для отца есть. Он из тех, кто считает, что миром правят мужчины, а чистота крови имеет едва ли не первостепенное значение. Старшим братьям разрешено встречаться, спать с девушками иной веры, но женятся они на наших. Каждого уже ждёт невеста. Мне же суждено было выйти замуж сразу после школы за мужчину гораздо старше себя. И я в отчаянии натворила такого…
Мне до сих пор стыдно, но нужный эффект был достигнут. В тот день, когда я пришла домой и призналась в содеянном, отец сильно кричал, ударил меня по лицу и отказался как от дочери. Так зачем я теперь здесь?
Ничего не объясняя, старшие братья силком затащили в машину. Угрожали оружием моим друзьям. Привезли, бросили в комнату, где я часто проводила лето, когда была малышкой. И больше никто не пришёл.
Я же позор семьи. Грязная. Чужая теперь. Пусть отпустят меня. Я тихо уйду. Там университет, работа в маленьком кафе с лучшей подругой. Там я начала чувствовать себя живой, не имея в карманах ничего. Здесь у меня есть всё, но нет самого главного — права решать свою судьбу.
Что со мной будет? Не понимаю…
Ложусь на пол, подтягиваю к себе колени и обнимаю их руками. Громкую истерику сменяют надрывные всхлипы. Губы дрожат. Во рту металлический привкус собственной крови. В голову лезет множество страшных мыслей.
А вдруг они убьют меня? Чтобы не ходила по земле и не позорила род.
— Мамочка, — шепчу, хватая ртом воздух. — Заступись за меня, пожалуйста. Отпустите меня к Ульяне. Она хорошая девочка. Мы дружим. Я обещаю вести себя тихо, как мышка. Буду просто учиться. Пожалуйста… ну, пожалуйста…
Конечно же никто меня не слышит. Я и сама слышу себя с трудом.
За окном и в комнате становится темно. Только из-под двери видна узкая полоска света. Значит, в доме всё же кто-то есть, просто ко мне не идут. Отец мог запретить. Ему подчиняются безоговорочно. Это я оказалась бракованной. Посмела желать иной жизни.
Пить хочется очень сильно. Слюна давно стала густой и вязкой. Язык прилипает к нёбу, а горло царапает, будто я наелась битого стекла. На полу холодно. У меня заледенел бок, на котором я лежу, и ноги.
Веки тяжелеют и закрываются. Внутри пустота. Я всё выкрикнула и выплакала из себя.
«Может, сегодня не убьют?» — мелькает последняя мысль прежде, чем меня отключает без сновидений.