Читать Тварь непобедимая

Уже много дней над стылой землей плыли тучи. Они ползли медленно и уныло, как отступающая армия. Передний край этой темной молчаливой армады еще держался, еще сыпал по ночам мокрым снегом. Но днем в тыл начинало бить молодое весеннее солнце, и плотные свинцовые ряды размыкались, разваливались, таяли.

Тучи шли, хотя могли бы прекратить свой бесполезный и бесславный марш, остановиться, сдаться солнцу, низвергнуться вниз потоками воды, раствориться, потому что все равно были обречены на это в конце своего пути.

Но они продолжали упрямо ползти куда-то. Будто у них – безмолвных обитателей неба – имелся высший смысл в том, чтобы пройти свой путь до конца, до самой последней точки.

С высоты их полета огромные города казались россыпями детских кубиков. Миллионам людей, наблюдающим с земли это молчаливое шествие, не было никакого дела до тех причин, что двигали небесную армию в неизвестность. У людей был свой путь и свой смысл.

– Алька, как тебя родители на ночь отпускают? – спросил Семеныч, разливая чай по пластмассовым кружкам.

– Сама удивляюсь, – ответила Алина, выкладывая на газету бутерброды. – Наверно, потому, что я им ничего не рассказываю.

Гриша смотрел в окно, за которым кипело снежное броуновское движение. Белые крупинки стукались о стекло и, ничего не добившись, отлетали назад, чтобы бессильно упасть к колесам машины.

Чаепитие, еще не начавшись, было прервано хрипением старенького «Алтая». Все с досадой переглянулись – диспетчер перебирал бригады в поиске свободной.

– Тридцать вторая, – позвал наконец динамик. – Тридцать вторая – база.

– Поужинали, – вздохнул Григорий, поднимая перемотанную изолентой трубку. – Тридцать вторая на связи.

– Дорожно-транспортное на Профсоюзном бульваре, – сообщил голос диспетчера со странным сочетанием усталости и возбуждения. – Выезжайте, больше никого пока нет. Там с пострадавшими...

– Все с сердечными приступами? – поинтересовался Григорий.

– Что?

– Ничего. У меня кардиология, а не реанимация.

– Повторите, не понял, – проговорил диспетчер. – Выезжаете или нет?

– Да, едем, давайте адрес.

Семеныч, не изменив выражения лица, переливал чай обратно в термос.

– Может, все-таки перекусим быстренько? – предложила Алька.

– Перекусим на подстанции. Там дорожное с пострадавшими, – ответил Григорий, кладя трубку на место. – Поехали. Профсоюзный бульвар, рядом с мостом.

В стекло «рафика» все так же молотила снежная крупа. Гриша представил, как кто-то лежит сейчас в темноте на обледенелом асфальте, истекая кровью, и поежился.

Весна в этом году выдалась злая. Ледяные ветры все несли и несли снег – тяжелый и колючий, как гранитная крошка. Днем снег таял, а к вечеру вновь начинал собираться в ямах и впадинах белыми зернистыми кучками.

Кардиологической бригаде не так часто приходилось подбирать кого-то на улицах, обычно случались квартирные вызовы. Григорию долго не нравились эти тихие жилища с зашторенными окнами, навеки въевшимся запахом лекарств, печальными родственниками, привыкшими передвигаться на цыпочках и говорить шепотом, изучившими все разделы медицины преимущественно по настенным календарям. Потом привык.

И вот теперь выдался редкий шанс поработать в иных условиях – на пронизывающем ветру, рядом с искореженными машинами, под стон их покалеченных хозяев. Как мудро замечено предками, хрен редьки не слаще. Тем не менее уличная работа угнетала меньше. Здесь, в отличие от эрудированных домочадцев, никто не лез под руку с советами, не пытался блеснуть познаниями. В уличной горячке врач, как правило, был единственным, кто знал, как нужно действовать, – и он действовал на свой страх и риск.