Спитистерия – небольшая страна на материке, в северной части которой находится море, называющееся «мёртвым». Купаться в нём запрещено, так как, по поверию, в нём живут люди после смерти и бог Неро, царствующий над ними. Умерших сжигают и стараются прах разветрить над морем или над другим любым водоёмом.
Другие страны тоже побаиваются заходить в него, так как поверия Спитистерии доходят и до них. Армия у Спитистерии немаленькая, так как постоянно вражеские королевства нападают, желая захватить территорию с речкой или просто землю – она здесь богатая, плодородная, так как крепкие морозы не опускаются на страну зимой, а летом жара не заставляет людей испускать дух. Войны истощают страну всё время, забирая жизни людей.
Но, как верят жители страны, их охраняет королева Трианта, род которой пошёл прямо от богов – от крылатых Лефтеры и Илиоса, родителями которых были первый человек и голубка. Хотя и живут люди бедно, страдая в провинции – от господ, в столице – от власти, но не хлебом они питаются, а верой.
Илиос, бог солнца и урожая, подарил жене его, Лефтере, богине-покровительнице творчества и искусства, розу. По сей день она считается священным цветком, способным исцелить людей от любого недуга. Только, как ни странно, не так богаты жители страны, чтобы каждый имел их в своём доме. Цветы держат обычно господа, ведуны и ведьмы – «белые» и «чёрные».
Утро было жаркое, солнце нещадно палило, обжигало плечи, слепило глаза. Полдень. Молодая светловолосая девушка вышла на порог ветхой хижины, наклонившейся набок лет так уже десять назад. Придерживая простое платье, спустилась с двух ступенек. Она прислонила торцом ладошку ко лбу, морщась на солнце, находящееся прямо перед ней, и голыми ступнями сошла на землю. Земля была горяча. Капельки пота проступали на лбу.
– Вигония! – негромко окликнул голос сбоку. Сосед, оперевшись на деревянный, покренившийся, едва держащийся забор, который, казалось, нужен только для приличия.
Девушка повернулась, сквозь пальцы рассматривая его, и медленно подошла. Опущенный взгляд, красные щёки, взъерошенные волосы, – он проговорил:
– А–а… я помню, ты просила узнать, есть ли в доме Палеоса места для службы…
Вигония резко встрепенулась.
– Там старушка была, служанка, она скончалась, и им надо новую взять. Они хотят кого–то с кухни перевести, понимаешь, но… я подумал: может, ты захочешь?
Она помолчала с несколько секунд.
– А как они узнают обо мне?
– Ах, да я вот сейчас же побегу, и скажу, – быстро, с энтузиазмом бросил он. – Хотя нет, лучше даже, если мы сразу вместе пойдём. Ты им точно понравишься!
Сердце её забилось, хотя с виду она сохраняла спокойствие. Она отвернулась, слушая шумящую кровь в висках (ведь она так давно ждала этого часа) и как бы для себя сказала: «Я только матери скажу».
Стремительно вбежав, с порога она обронила:
– Мам! Латрий мне нашёл место. В доме Палеоса!
Ещё не старая, но уже седая, изнеможденная жизнью, голодом, работой женщина сидела на стуле, накрывшись дырявой тоненькой простыней, застиранной тысячу раз. Она что–то вязала, щурясь, и с какой–то тревогой в глазах посмотрела на дочь.
– Может, не надо тебе туда? Там богатые люди…
– Так это же здорово!