⇚ На страницу книги

Читать Борис Годунов. Трагедия… М. Лобанова

Шрифт
Интервал

Автор этой трагедии был некогда в числе знаменитых. В каком-то плохом журнале, кажется в «Новостях литературы», издававшихся г. Воейковым в 20-х годах, перевод г-на Лобанова Расиновой «Федры» был назван лучшим русским переводом первой в свете трагедии[1]. Увы! с тех пор много утекло воды! Много произошло перемен! Первая трагедия в свете забыта неблагодарным потомством, вместе с нею забыт и ее знаменитый переводчик. Так, его забыли; но он не изменился, хотя и все изменилось вокруг него – и люди и мнения. Впрочем, нимало не изменившись сам, он заметил всеобщую перемену во вкусах и понятиях. Вследствие этого он вышел на знакомое ему поприще с теми же словами, с теми же старыми вещами, но в новом, модном костюме. Тяжелый херасковский шестистопный ямб заменил он пятистопным безрифменным; над заветными триединствами наругался безжалостно; вместо греков и римлян древних времен вывел русских XVI века. Но, повторяю, это только костюм, сущность же все та же, старая, классическая, бездушная. Ни страстей, ни характеров, ни стихов, ни интереса – нет ничего этого; все холодно, поддельно, придумано, нарумянено, все на ходулях, без всякой естественности. Например, Борис, этот великий характер, который и в самом злодействе должен быть велик, признается в своем преступлении жене и дочери с жалкою трусостью неопытного новичка в пороке. Его жена и дочь – истинные наперсницы классических трагедий. Грустно читать подобные произведения, тем более грустно, когда они, несмотря на свою юродивость, бывают плодом жалкого заблуждения, а не шарлатанства, не меркантильности! Г-н Лобанов писал эту трагедию с 1825 года, то есть почти десять лет: не классицизм ли это? Не явное ли это доказательство, что почтенный автор совсем не поэт? что он сделал, а не создал свою поэму? Было время, когда все были уверены, что немножко стихотворного дарования при знании правил и литературной образованности составляют поэта, что чем долее сочинялась пьеса и чем больших трудов стоила своему автору, тем она была лучше: неужели все это надо опровергать? Повторяю: грустно видеть человека, может быть, с умом, с образованностию, но заматоревшего в устаревших понятиях и застигнутого потоком новых мнений! Он трудится честно, добросовестно, а над ним смеются; он никого не понимает, и его никто не понимает. Не могу представить себе ужаснейшего положения!..

Конец ознакомительного фрагмента.